Ей нравилось снова ездить на собственной машине, хотя допотопный «форд-пикап» нуждался в починке коробки передач. Нравилось опять видеть вокруг яркие желто-красные номерные знаки с надписью «Страна очарования» вместо род-айлендских холодных бело-голубых с надписью «Океанский штат». Ее воскресший телефон без конца звонил, донося до нее требования и приглашения ее таосских приятелей — брюзжащих и сильно пьющих художников. Александра чувствовала себя теперь лучше, здесь она больше была самой собой. Неприятные ощущения в организме, в которых она подозревала симптомы рака, и изматывающая тошнота отступили. Аппетит возвратился после первой же ложки горячей сальсы с сухой маисовой лепешкой и первого же мексиканского обеда, состоявшего из кесадильяс [69] , черных бобов и риса. Ноги стали меньше неметь, хотя она все еще спотыкалась на неровной земле и с трудом вставала с дивана. Да, она была старой дамой, от этого никуда не денешься. Смерть притаилась за углом вместе с Уордом Линклейтером, приглашавшим на ужин. Но, вернувшись сюда, на Запад, она перестала ощущать свою старость. Она чувствовала себя, как один из тех внезапно вспыхивающих ослепительно белых грозовых фронтов, которые не теряют силу, обрушиваясь дождем, как бы высоко над горами ни поднимались. Ее старый черный лабрадор Пепел пережил эти два месяца в собачьей конуре, и они с ним возобновили свои прогулки по желто-коричневому высокогорью — собака и женщина, одинаково прихрамывающие от артрита и слабости ног.
* * *
Какие коварно-обманчивые иллюзии, можете вы сказать, позволяют себе эти Богом забытые женщины! Прощая себе непростительное, сбрасывая с себя чувство вины так же легко, как в молодости сбрасывали одежду. Одна из них грязными руками лепит из глины маленьких пухлых идолов, другая — зыбкую связь с наперсником самого дьявола, третья отправилась в предуказанное небытие, и конец ее был непристойным. Господь ведет точный учет; Ему до последнего пенни известна сумма долгов, которые взыщет смерть. И окончательный счет ревизии не подлежит — ни возрождениями нового явления, ни упокоения нет. В лучшем случае для неизбранных есть блаженное забытье, которое кладет конец всем желаниям, страхам и мучительному смятению. Мы возблагодарили Небеса за то, что дали увидеть нам, как нечестивые распутницы во второй раз бежали, покидая наше неистребимо-надежное селение у моря.
Поглощенная повседневными радостями возобновившейся настоящей жизни, Александра несколько месяцев не отвечала на письмо Сьюки. Рождественские дни выдались холодными, солнечными и были заполнены визитами внуков и взрослых детей; все четверо — Марси, Бен, Линда и даже Эрик, полными составами — сумели приехать. Марси, пользуясь прерогативой старшей сестры, организовала это по электронной почте. Александра противилась такому напору предписанного правилами внимания. Неужели смерть ее действительно так близка, что они сочли необходимым собраться все вместе? Елки у нее не было, но она соорудила перуанский рождественский вертеп из глиняных кукол на подоконнике, среди своего собрания миниатюрных кактусов. Он привел в восторг ее младших внуков, которые без конца накалывали пальцы шипами. Один из них, сын Линды, маленький Боргард уронил и разбил фигурку младенца Христа, лежавшего в своих яслях из раскрашенной глины. Малыш заплакал от ужаса, поняв, что совершил святотатство, и рыдал, пока Александра несколькими ловкими движениями, натренированными в процессе изготовления «малышек», тщательно не склеила все осколки.
— Лучше, чем был, — заверила она смотревшего на нее широко раскрытыми от удивления глазами ребенка.
Позднее, когда новый год стал постепенно разворачиваться вокруг нее, письмо Сьюки начало точить одинокую матрону. В нем чувствовалась поддержка, рука, протянутая вдовой вдове. Она живо представляла себе веселое и жадное до жизни лицо подруги с выцветшими веснушками и пухлой верхней губой, в минуты задумчивости придававшей ему выражение неуверенности и ранимости.
Однажды холодным ветреным январским днем, когда шедший всю ночь снег запорошил олеандр и опунцию на ее оконной картине, а далеко на востоке засияла, покрывшись свежим белым покровом, вершина Сангре де Кристо, она неожиданно для самой себя набрала номер, который Сьюки написала ей красными чернилами. Аппарат на дальнем конце зазвонил так часто, что она ожидала услышать механический голос автоответчика, но вместо этого услышала голос Сьюки: «Алло?» По сдержанному глухому тону, каким было произнесено это единственное слово, Александра поняла, что Кристофер бросил ее; он снова растворился в своей половине мира, той, которую унаследовал от Даррила ван Хорна.
— Лекса? — с ведьмовской интуицией догадался этот настороженный голос.
— Ну? — ответила Александра, польщенная. — Куда мы отправимся вместе в этом году?