Но первые канистры солярки, которые удалось добыть без всякого договора через купцов в обмен на разный ширпотреб, обратились в дым, когда моторку, на которой их везли по Москве-реке, обстреляли с берега неизвестные арбалетчики.
Горящие стрелы подожгли деревянную лодку, следом заполыхал бензиновый мотор, а потом и канистры взлетели на воздух.
А еще дня через два заполыхал в пустыне один из нефтяных колодцев.
Поджигателей схватить не удалось. Стража у колодца спала крепким сном, заботливо уложенная подальше от огня, а дежурный «газик» напрасно кружил по голой степи, где даже темной ночью не так просто укрыться.
– Мистика, – говорили очевидцы.
А ведь даже самым закоренелым атеистам и рационалистам давно пора было понять, что мистикой в этом мире пренебрегать нельзя.
Когда подкрепления, обещанные Варягом, явились под стены гостиницы «Украина», император Лев немедленно пришел к выводу, что лучше бы их и не было.
Все эти воины поголовно были пьяны, некоторые притащили с собой баб, но забыли дома оружие, а может, никогда не держали его в руках, но самое главное – их было мало. Настолько, что это даже трудно было назвать подкреплением.
– Кого ты мне привел? – рыкнул Варяг на воеводу, пришедшего во главе этого войска, но гнев в его голосе звучал фальшиво.
Он, конечно, был не прочь отвоевать обратно Истру, но уж очень не нравились ему новые союзники.
– А чего сразу я! – с искренней обидой взвился воевода. – Сам разбирайся со своим кесарем.
В отряд удалось согнать только бывших бандитов и всякий сброд, а исправную дружину, составленную из дачников, князь-кесарь не отдал. Вышел перед дружинниками и сказал:
– Кто хочет, может идти, я никого не неволю. Только нечего вам там делать.
И все дружинники остались с ним.
Зато с отрядом приехал на телеге юродивый Стихотворец и с первых минут начал отговаривать Варяга от похода.
– На что сдалась тебе эта Истра? – причитал он. – Места там плохие, заколдованные. Неужто одного раза тебе мало? Поехали лучше на Русь. Там теперь хорошо. Яблони цветут.
– Они все время цветут, – буркнул Варяг и был прав. Сроки цветения и созревания плодов еще не устоялись, и если одни деревья уже вошли в привычный ритм, то другие запросто могли давать урожай каждый месяц, и, еще не успев сбросить с ветвей зрелые плоды, уже зацветали снова.
Но мысль юродивый подал здравую. За что его тут же и арестовали, как закоренелого еретика.
– Сижу за решеткой в темнице сырой! – надрывался он, сидя на цепи в той же камере, где Варяг общался с вампирами.
А его покровитель тем временем прорвался к самому императору и заявил, что его войско никуда не пойдет, пока юродивого не выпустят.
– Много мне пользы с твоего войска, – проворчал Лев, но юродивого отпустил с условием, что он немедленно покинет Москву.
Стихотворец хоть и хорохорился, громогласно цитируя тюремную лирику, однако перепугался не на шутку и был рад убраться подобру-поздорову.
Варяг дал ему сопровождение, взяв с боевиков клятву, что они обязательно вернутся.
– Зуб даем! – поклялись боевики и пропали с концами.
Отряд русичей таял на глазах. Бандиты передрались с фанатиками, те объявили их еретиками, и Торквемаде стоило большого труда развести их в разные стороны.
Фанатики на полном серьезе требовали сжечь долгожданное подкрепление на костре в полном составе. А на вопрос: «Кто же тогда будет воевать?» – не менее серьезно отвечали:
– Бог.
Тут варяги сосредоточенно почесали репу и решили:
– Да ну их к черту, этих психов.
И от подкрепления остались рожки да ножки.
Правда, тут к императору явился однорукий Тунгус со своими людьми, но во-первых, людей у него было мало, а во-вторых, они немедленно передрались с последними варягами.
Тем и закончилась попытка привлечь на сторону крестового похода варяжскую Русь.
Но оставался еще Истринский князь Мечислав. Самая легкая дорога на запад лежала через его владения.
Если уговорить его разойтись с крестоносцами миром, то открывается прямой путь в беззащитное Орлеанское королевство, где много людей, называющих себя воинами и рыцарями, но порядочного войска еще и в помине нет.
А вербовочная кампания тем временем кипела, как дырявый чайник. То есть очень бурно, но неэффективно. Не только крестоносцы сбивались с ног в поисках живой силы. У Аквариума была та же самая проблема.
Гибли ведь не только киллеры в зубах людоедов. Каждый день в городе случались какие-то стычки, в которых убивали и калечили спецназовцев. А поскольку они были спецназовцы только по названию, пришибить их порой могла любая группа малолеток.
Настоящие спецназовцы остались только в Кремле и в охране телецентра. Но и их приходилось разбавлять черт знает кем.
Поскольку в городе нормальных жителей практически не осталось, черт знает кого находили в основном среди дачников.
Но это были действительно черт знает кто, потому что порядочных дачников совершенно не соблазняла безнадежная карьера в войсках правительства народного единства.
Это правительство все разумные люди давно списали со счетов.
Ему еще повезло, что разумные люди в свихнувшемся мире были в меньшинстве.
Ну а что бывает, когда вербуешь в вооруженные силы черт знает кого – это нетрудно себе представить.
Спецназ военной разведки медленно, но верно скатывался по скользкому пути дивизии Дзержинского.
Усилиями своих воинов правительство народного единства постепенно, однако совершенно очевидно превращалось в еще одну организованную преступную группировку.
Или вернее сказать, неорганизованную.
Для нее как раз образовалась подходящая экологическая ниша. После распада южных группировок и перерождения Варяга из мафиози в князя в Экумене осталась всего одна классическая ОПГ – дзержинцы.
Ее надо было чем-то уравновесить.
А что? «Правительство народного единства» – отличное название для мафиозной группировки. Ничуть не хуже, чем «правительство национального спасения», как обозвал свою кодлу покойный Маршал Всея Руси Казаков.
Вот только с единством все получается примерно так же, как и со спасением.
Генерал Колотухин еще дергал за какие-то рычаги, тянул за веревочки, строил планы, гонял до седьмого пота аналитиков, но все эти усилия были подобны стараниям алхимиков обратить свинец в золото.
Полковник Дашкевич чуть мозги не сломал, пытаясь в радиопереговорах с Гариным выведать у президента Экумены хоть немного больше, чем тот был готов сказать. Но тот вообще ничего не сказал.