Гестаповец слушал его внимательно, даже не перебивал вопросами. Трофим Кузьмич смотрел на Кравцова с удивлением, если не с восхищением. И этот козырь сработал как надо. Немного спустя Кравцов выбросил еще один — о неиспользуемой немцами возможности привлечь к себе симпатии молодежи, подростков и даже детворы.
— Старое поколение вы не переделаете, — с авторитетной уверенностью сказал Кравцов. — А молодое — это глина. Нужно только уметь придать ей нужную форму. Из подростка одинаково легко сделать и партизана, и тайного агента гестапо. Он жаждет игры с оружием, с тайной и прочими штуками, и постепенно его можно вовлечь в конфликт со старшим поколением…
Гестаповец понимающе кивал головой и думал: «Положительно этот человек — находка; все, что он предлагает насчет подростков, не дольше как две недели назад на совещании в гестапо говорил сам Клейнер. Прямо удивительно!»
Между тем ничего удивительного в этом не было. Просто комиссар госбезопасности Старков вовремя сообщил Маркову, что, по сведениям из Берлина, гестапо разрабатывает специальный план использования в своих целях советских ребят. И сейчас по тому, как вел себя гестаповец, Кравцов видел, что сведения Старкова точные.
— Где бы вы хотели работать? — спросил Циммер.
— Где угодно, — скромно ответил Кравцов. — Лишь бы быть сытым и… — он улыбнулся, — не путешествовать.
— Хорошо, я подумаю. Прошу вас, вот на этом листке бумаги кратко напишите данные о себе. Самые основные.
Кравцов сел писать, а гестаповец отозвал в сторону Трофима Кузьмича.
— Вы за него ручаетесь? — тихо спросил он.
— Видите ли, — уклончиво ответил Трофим Кузьмич, — за его отца я бы поручился, а тут уж вы сами смотрите. Но я думаю, что он пригодится.
— Где он живет?
— Я устроил его у одного сумасшедшего садовода.
— Хорошо. Прошу вас быть с ним здесь послезавтра в час дня.
Выйдя на улицу, Кравцов и Трофим Кузьмич долго шли молча. Потом Трофим Кузьмич сказал:
— Молодчина вы, честное слово!
Кравцов улыбнулся.
— Выкручиваемся, Трофим Кузьмич, как можем.
— Он вашу наживку заглотнул по самое грузило.
— А не пережал я?
— Думаю, нет. Я все время наблюдал за ним. Порядок!..
Через день в назначенный час они снова пришли на явочную квартиру гестапо. Кроме уже знакомого им гестаповца, их ждал там сам начальник гестапо оберштурмбаннфюрер Клейнер. По-видимому, Циммер сильно заинтересовал его своей «находкой».
Узнав, кто этот статный моложавый гестаповец, Кравцов весь внутренне собрался. По краткой характеристике, которой располагал Марков, Клейнер был образованным гестаповцем, сделавшим стремительную карьеру во Франции. А до войны он работал в немецком посольстве в Москве.
Уже по началу разговора Кравцов понял, что Клейнер невысоко ценит достоинства Циммера. Когда Кравцов на первый вопрос Клейнера ответил, что обо всем этом он уже сообщил Циммеру, начальник гестапо резко сказал:
— Разговоры такого типа — это не вещи, и передача их через третьи руки — не лучший способ сохранения их точности. Итак, скажите о вашем образовании.
Кравцов слово в слово повторил то, что говорил Циммеру.
— Диплом у вас есть?
— Есть, но он в Смоленске.
— Вы можете его там получить?
— Безусловно. Кое-какие мои документы, в том числе и диплом, я перед арестом передал хозяйке квартиры, у которой жил. Она никуда не уехала и, надеюсь, жива.
— Так… — Клейнер помолчал, холодно смотря на Кравцова. — Теперь об аресте и суде. Несколько слов: в чем тут дело?
Кравцов рассказал.
— Об этом у вас документы есть?
— Лично мне никаких справок по этому поводу не давали, — сказал Кравцов. — Но в архивах смоленского суда и тюрьмы, я думаю, вы найдете все, что вас по этому поводу интересует. У меня лично сохранилась только копия кассационной жалобы со штампом, что подлинник ее принят к рассмотрению.
Клейнер выслушал это с непроницаемым лицом и спросил:
— Ваше преступление носило экономический характер?
— Не было никакого преступления! — раздраженно ответил Кравцов.
— Чуть подробнее об этом, пожалуйста, — сухо, но вежливо попросил Клейнер.
— Я переехал в Смоленск… — начал Кравцов.
— Откуда? — прервал его Клейнер.
— Из Москвы.
— Почему?
— В Москве мне не давали работать по специальности. Последнее время я на полставки работал юрисконсультом в универмаге, но затем был лишен и этой работы.
— За что?
— Я обнаружил, что все руководство универмага ворует, и написал об этом прокурору, а уволили меня, использовав для этого все ту же институтскую характеристику.
— Это в высшей степени странно, — заметил Клейнер.
Кравцов посмотрел на него с открытым сожалением: дескать, откуда вам, приезжим, знать здешние порядки?
— Ну, ну дальше, — сказал Клейнер.
— Я перебрался в Смоленск, и там мне удалось устроиться заведующим мясным магазином. И снова я попал на воров. И заместитель мой вор, и бухгалтер, и старший продавец. Но теперь я к прокурору уже не бегал и только держался от ворья подальше. А на их намеки и предложения включиться в их черные дела я никак не реагировал. Спустя несколько месяцев их посадили и меня вместе с ними. А потом судили. Доказать, что я получал деньги у воров, судьи не смогли, но, поскольку директор в принципе отвечает за все, дали мне три года, по-божески. Те получили по семь лет. Вот и все.
— Вы бежали из тюремного поезда? Скажите точно день, час и место, где подвергся бомбардировке этот поезд.
— Второго июля, около пяти утра, примерно посредине между станциями Ярцево и Дорогобуж.
Клейнер это записал, подумал и сказал:
— В ваших интересах проделать следующее: съездить в Смоленск и привезти свои диплом и все остальные документы.
— А нельзя ли это сделать с вашей помощью? — попросил Кравцов. — Я дам точный адрес своей хозяйки, дам к ней записку. Вы поймите меня: всякая поездка человека в моем положении — дело очень рискованное. Меня уже хватали не раз. Кроме того, вряд ли по моей просьбе будут искать документы в архивах.
— Позвоните в Смоленск и обеспечьте эту операцию с документами, — приказал Клейнер Циммеру.
— Будет сделано, — щелкнул каблуками гестаповец.
Клейнер повернулся к Кравцову.
— То, что вы говорили моему сотруднику о привлечении подростков, вы считаете делом возможным?
— Вполне, — убежденно ответил Кравцов.
Клейнер встал.