– Ребята, прекращайте, ну чего вы, в самом деле, взъелись? Ну нельзя же так. Откуда она могла знать, что тайменя ты не ловишь?
– Лен, дай ключ, – с нажимом повторила Таська. Сохранять достоинство с каждой минутой становилось все трудней, слезный ком уже подкатил к горлу.
– Куда ты пойдешь? – замахала на нее руками Ленка. – Прекрати.
– Хорошо, я уйду без ключа, – срывающимся голосом проскрипела Таська.
Поняв по Таськиному тону, что отговаривать ее бесполезно, Ленка полезла за ключом в карман красной куртки.
– На, держи. – Она сунула Таське связку.
Забыв об усталости, Тася резво развернулась и зашагала прочь от озера в сторону дороги, краем уха слыша, как Ленка пытается усовестить рыбаков:
– Ребята, ну зачем вы так? Сами же завтра пожалеете…
Мужские голоса в ответ что-то загомонили, но Таська уже не слышала – что.
С каждым шагом все назойливей стучала в висках одна убийственная мысль: она все испортила.
Все.
Обратная дорога на попутке – расхристанном бортовом ЗИЛе, перевозившем корма для животных – немного развлекла Таську, но, стоило попасть в Ленкину квартирку, события последних месяцев внезапно навалились всей тяжестью и буквально смяли бизнес-леди.
Покидав немногочисленное барахло в сумку, Таська перетащила ее в прихожую и вызвала такси в аэропорт Хомутово, после чего с глухим стоном упала на диван и с силой сдавила голову.
За какие шиши теперь лечить Егора?
И что говорить Настене и Яге? А Алексей? Ведь он поверил ей…
Хотелось лечь и умереть. Быстро. Без мучений.
В ту минуту, когда Таське показалось, что от черных мыслей у нее лопнет череп, раздался звонок. Звонили в дверь.
Слава богу, Ленка вернулась, мелькнуло в голове, а то она уже не знала, как поступить с ключом: оставить соседям или опустить в почтовый ящик. Или сунуть под коврик.
Таисия повернула замок и буквально окаменела: Ленка вернулась не одна – с сопровождающими лицами. Сопровождающие лица были мятыми, отечными, смурными и смотрели на мир мутными глазами.
Молчание нарушил Борис. Он мельком взглянул на готовый багаж, перевел больной взгляд на Таську и буркнул:
– Привет.
– Привет, – вторил ему Гена.
– Привет, – помедлив, осторожно отозвалась Таська. Чего еще ждать от потомков каторжан с уязвленным самолюбием?
– Мы войдем? – выдвинулся вперед Гена.
– Я здесь не хозяйка. – Таська сделала нейтральное лицо.
– Входите, входите. – Ленка внедрилась в коридорчик, потеснив свою жиличку.
Мелко суетясь, мужики вошли следом, в коридорчике сразу стало как в бочке с сельдью, если иметь в виду запах, и Таська отступила в глубь квартиры.
– Мы тут посовещались, – проскрежетал Борис, облизнув обветренные губы, – и решили отгрузить тебе тонн двадцать.
– Чего отгрузить? – Таське взбрело в голову, что Боря изъясняется на жаргоне.
Смысл фразы был неясен: двадцать тонн – это двадцать тысяч баксов или рублей? Затруднение также вызвал перевод на современный русский слова «отгрузить». Это тоже могло означать что угодно: от мордобоя до передачи денег.
Если собрались бить, то почему вежливо предупреждают? Такой рыбацкий этикет, что ли? Типа «иду на вы»?
– За чем приехала, то и отгрузим, – непонятно объяснил Гена.
– Ну, – подтвердил Боря.
– Что – ну?
Таська смотрела на новоявленных миротворцев круглыми глазами. Эти двое вели себя так, как будто не они вчера сцепились с нею из-за нескольких рыбин.
– Что ли, на самом деле обиделась? – натурально изумился Гена и взглянул на Борю.
– Я тебе говорил? Говорил? – чему-то радовался Борис. – Москвичи же шуток не понимают. – Очевидно было, что приятели продолжали ранее начатый спор.
– Вообще-то мы ребята не злые, просто иногда звереем от наглости столичных. Вот тебя крайней и сделали, – растолковал плохо соображающей Таське Боря.
– Ты на батю не держи зла, – добавил Гена.
– Меня крайней? – обрела голос Таська.
– Так я и говорю, – рассердился Гена, – мы признаем и раскаиваемся, и все такое…
– Может, пройдете? – встряла хозяйка. – Как люди, посидите, за столом потолкуете? – Ленка сбросила куртку, кроссовки и стояла в мятой леопардовой майке, от которой отчетливо подванивало дымком.
– Можно и пройти. Чай у тебя есть?
– Чай? – зло переспросила Таська. – А слюней сладких не желаете?
– Мы это, – предпринял еще одну попытку Гена, – мы того… нагрубили. Так ты того… не злись на нас.
– А-а, так это вы так извиняетесь, – уразумела Таисия. Еще немного, и она окончательно свихнется с ними.
– Ну, – снова буркнул Борис.
– Извинились?
– Таисия, – осадила ее из кухни Лена, – не заводись. Сказано же: ребята раскаиваются. Будет тебе рыба с икрой.
Таське показалось, что она ослышалась.
– Что-что? Будет?
– Ну. – Боря, очевидно, перешел с вербальной системы на сигнальную.
– Ребята, руки мойте, и к столу, – пригласила Ленка, выглядывая в куцый предбанничек.
Борис сбросил бушлат, Гена – куртку, похожую на плащ-палатку, все комом свалили под вешалкой на пол и замялись.
– Можете не разуваться, – спасла положение Ленка.
– А куда вы дели своего защитника природы? – с неприязнью спросила Таська. Отсутствующий противник открывал широкие возможности для нападок.
– Никуда не дели – домой отвезли. Он еще пару дней будет квасить.
– А как же рыба без него? – съязвила Таська, но друзья не приняли ее сарказма.
– Так как тебе наше предложение?
– А вы не боитесь, что он вас взгреет за самоуправство?
– Это вряд ли. Скорее наоборот. Отоспится и начнет нас плющить из-за тебя. Скажет, что это мы во всем виноваты – недоглядели. Зачем, скажет, ему такие помощники и друзья, которые не могут удержать его от ошибок. То есть он не так, конечно, выразится, но смысл будет этот.
Таська живо представила, как мрачный Анохин приходит в себя и начинает вешать всех собак на ближайшее окружение – на Гену с Борей. Человек, который рыбу называет своими детьми, способен на многое. Может, он в минуты раскаяния хлещет плетьми себя и своих верных вассалов по спинам.
Под Таськины размышления вся компания перебазировалась из коридора на кухню, где их ждал крепкий чай, розетки с вареньем из жимолости, а в плетенке высилась горка ванильных сухарей.
Опыт в делах у Таськи был короткий, но горький, она уже ни во что не верила и боялась радоваться.