Присев к столу, решила осторожно прояснить обстановку:
– Контейнер же двадцатичетырехтонный.
– Так это… – откликнулся Гена. Трезвый, он страдал косноязычием, – икрой загрузишь.
Таська так и впилась глазами в парламентера:
– А где я возьму икру?
– Об этом не беспокойся. – Боря обнял чашку ладонями так, что она исчезла в них. – Это мы берем на себя.
– И когда все будет готово?
– Вот батя очунеет, выйдем в море, а там посмотрим.
– А когда он… очунеет?
– Сказал же, – объяснил Боря, – на днях. Так что тебе надо подождать.
– Долго?
– Кто ж тебе скажет? Как фартить будет.
– И что, я буду сидеть и ждать, пока подфартит?
– Ну.
Так вот почему, припомнила Таська, Егор торчал по нескольку месяцев на Сахалине.
– Если тебя здесь не окажется, – пояснил Гена, прихлебывая чай, – мы ж не будем ждать. Мы ж сразу найдем покупателя другого.
– Елки зеленые, – горестно вздохнула Таська и потерла лоб, в точности, как это делал Егор, – ну и попала я.
– Так это ты еще в Москве попала, – рассудил Борис, – а не здесь. Здесь ты как раз пытаешься выбраться из попадалова.
Таська подняла глаза на рыбака.
– Думаете, получится выбраться? – тихо спросила она.
– А то. – Борис смотрел с участием.
Слезы благодарности подступили к горлу, Таська сглотнула, борясь с твердым комком. Если не считать Алексея, последнее время чувство благодарности Таська почти не испытывала. Трудно испытывать благодарность к должникам или тем, кому должен – наоборот: хотелось прибить тапкой если не всех, то через одного.
– Спасибо, – вытолкнула из себя она и понеслась отвечать на звонок телефона – звонили по поводу такси.
Отменив заказ, она совсем в другом настроении вернулась за стол.
– Ты не думай, мы того, – снова возник Гена, – мы женщин не обижаем. Они украшают жизнь и того… радуют нас.
За стеклянной перегородкой сновали клерки и клиенты банка, стоял ровный гул голосов, а на столе шелестели бумаги, которые Таське предстояло подписать, будь все неладно…
Мысленно Таська пыталась сконструировать план победы, а выходила чертовщина.
План хромал на все четыре лапы, потому что состоял из сослагательного наклонения.
Если Анохин не подведет, если договорится с частным рыбным заводиком и ей продадут икру… Если она пристроит в контейнер коробок двести неучтенки…
Если сунет на лапу кому надо, и если груз пропустят…
Если не произойдет никаких ЧП, природных и рукотворных, то…
Как она вляпалась во все это? – в который раз спрашивала себя Таська.
Пока оформляла банковский кредит, находилась в полусознательном состоянии. На нервной почве тоннами истребляла шоколад.
– Подпишите, – выдернул Таську из задумчивости голос менеджера.
Это был американизированный, лощеный молодой человек, натасканный на женщин бальзаковского возраста и съевший собаку на кредитах.
«Из чего состоит жизнь, – с тоской думала Таська, ставя подпись в договоре, – из сплошных ожиданий».
У злодейки-судьбы все приходилось вырывать зубами: работу, клиентов, деньги. Кредит и тот пришлось ждать две недели. Это не считая постоянного, тупого, перешедшего в хроническую стадию ожидания, когда очнется Егор.
Егор словно застрял между мирами, этим и тем.
А Славка Морозан уже дома. Звонил, корчил из себя начальника, давал руководящие указания…
Удивительное дело – указания и советы под руку страшно злили Таську.
Если уж она до сих пор обошлась без советов, то теперь точно обойдется.
– Перелом был со смещением, сросся неправильно. Снова ломали, – извиняющимся тоном объяснил Славка, – а то бы я сам полетел. Знаешь, как надоело валяться?
– Слав, ты лечись, не беспокойся ни о чем.
Очевидно, Славка думал, что Таська так его успокаивает.
– Ну как это – не беспокойся? Конечно, беспокоюсь. Ты мне не чужая. Тебе хоть Ленка там помогает?
– Конечно. Это она меня познакомила с Анохиным.
– Так ты познакомилась с Анохиным? – От ревности, которая сквозила в тоне партнера, у Таськи сладко заныло сердце. Все-таки она не поросячий хвостик, а настоящая бизнесвумен. Где-то даже конкурент Морозану…
– Да, познакомилась. – Удержаться от хвастовства было невозможно.
– А как дела вообще в конторе?
– У конторы серьезные проблемы с возвратом наличности. Никто не спешит перечислять деньги, а судиться можно годами, ты же знаешь.
– Елки, а Усхопов что?
– Я не сотрудничаю с Усхоповым. Мы разругались.
– Черт. А вот это ты зря. Нам нужны его связи на Сахалине.
– Знаешь, – в Таське зрело глухое раздражение, – если бы это было возможно, я бы продолжала с ним сотрудничать. Но, поверь, он просто слетел с катушек.
– А как же теперь финансировать путину?
– Вот поэтому я и взяла кредит.
– Ты взяла кредит? – обалдело переспросил Морозан.
– Сам же говоришь – путина. Деньги нужны кровь из носа.
– Знаю, – Славик сменил гнев на милость, – ну ничего. Держись. Через две недели рентген. Надеюсь, все срослось правильно, гипс снимут, и я сразу рвану на Сахалин. А ты сможешь с Егоркой побыть, вернуться, так сказать, к Kinder, Kuche, Kirhe, Kleider.
– Вот будет здорово, – соврала Таська.
Правда заключалась в том, что со своим предложением Морозан опоздал. Что-то случилось с Таськой. Необратимое.
Теперь от этих Kinder и Kuche на нее веяло серой скукой.
Очевидно, когда Фемида готовила испытания для Таськи, она вошла во вкус и не смогла вовремя остановиться. Муж в коме и кредит показались судьбе мелочевкой, и она для букета добавила большую рыбалку…
Август тянулся бесконечно. Чтобы не думать каждую секунду о рыбаках и душегубах-банкирах, Тася практиковалась в вождении. Садилась в Ленкину «Ниву», приезжала в порт и коротала время, часами простаивая у причалов.
Зрелище работающих кранов и гудки подходящих под разгрузку «мартышек», как называли здесь малые рыболовные траулеры, Таську успокаивали.
Почему-то ей казалось, что если каждый день торчать в порту, то все случится быстрее: быстрее зайдет в сети горбуша, быстрее пройдет эта таинственная, живущая по своим законам путина, быстрее уйдет на землю обетованную контейнер. Контейнер…
Контейнер с грузом представлялся Таське пределом мечтаний, смыслом и целью, примерно как Золотая Чаша для Генри Моргана.