– Рассказать о Кате… – процедил он с таким недоумением, словно Тэмми просила его о невозможном. – Как я могу рассказать о том, что видели эти стены, о том, что было со мной! И о том, что было с ней…
– Попробуйте, может, получится.
– Я не знаю, как к этому приступить, – едва слышно прошелестел Зеффер.
Голос его с каждым словом становился все более слабым и тусклым – Тэмми казалось, что ее собеседник вот-вот окончательно лишится дара речи. Он опустился на стул напротив нее и погрузился в молчание.
– Хорошо, давайте я попробую вам помочь, – предложила Тэмми. Минуту она помолчала, раздумывая, а потом заявила: – Начните с этого дома. Расскажите, кто его построил, зачем и когда. Как вы здесь оказались. И как здесь оказалась она.
– В те времена мы все делали вместе.
– Но кто она такая?
– Я уже говорил, кем она была в прошлом: Катей Люпи, кинозвездой. Некогда ее называли одной из ярчайших звезд на небосклоне Голливуда. В те дни этот дом был самым знаменитым в Лос-Анджелесе. Каждый мечтал попасть сюда.
– А весь остальной каньон тоже принадлежит ей?
– Да, конечно. Каньон Холодных Сердец. Именно поэтому его так и назвали. Катя, знаете ли, пользовалась репутацией бессердечной суки, – Зеффер улыбнулся, хотя улыбка у него вышла скорее жалкой, чем веселой, – должен признать, вполне заслуженной репутацией.
– А что за жуткие существа здесь обитают?
– Существа? Кого ты имеешь в виду?
– Неужели не ясно, кого я имею в виду? – В голосе Тэмми послышалось раздражение. – Монстров. Тех, что на меня набросились.
– А, вот ты о чем. Это отродья мертвецов.
– Вас послушать, так отродья мертвецов – это самое обычное дело, о котором и упоминать не стоит. Наверное, вы мне не поверите, но у нас в Сакраменто мертвецы не производят потомства. Они спокойно гниют в земле.
– Здесь все иначе.
– Биллем, объясните мне, ради бога, каким образом мертвецы могут иметь детей – здесь или в любом другом месте.
– Ты же сама их видела. Поверь своим глазам – вот и все, что я могу тебе посоветовать.
Тэмми сердито затрясла головой. Она пыталась ему поверить и все же ничего не могла понять. Неужели законы, по которым живет мир, не являются едиными и непреложными и существует место, где они не имеют никакой силы? Это не укладывалось у нее в сознании.
– Сказать по правде, я и сам ничего не знаю, – произнес Зеффер, словно услышав ее невысказанный вопрос. – В течение многих лет призраки совокуплялись с животными, и в результате появились создания, о которых ты спрашиваешь. Возможно, состояние, в котором пребывают мертвые, ближе к животному. Впрочем, объяснить это невозможно. Одно несомненно: они существуют. Мы видели их собственными глазами – и ты, и я. Это гибриды – вот и все, что можно о них сказать с уверенностью. Иногда они бывают не лишены своеобразной красоты. Но чаще уродливы… как смертный грех.
– Понятно. Гибриды так гибриды. Но откуда здесь взялись мертвецы? И почему они стали призраками? Из-за нее?
– Полагаю, все это можно истолковать по-разному…
Зеффер осекся, мгновение помолчал, размышляя о чем-то, затем поднялся на ноги с таким усилием, словно каждое движение доставляло ему неимоверные страдания. Он подошел к раковине, открыл кран на полную мощность и принялся пить пригоршнями, шумно втягивая воду. Утолив жажду, Биллем закрыл кран и через плечо бросил взгляд на Тэмми.
– Я чувствую, ты имеешь право знать все… после того, что тебе пришлось вынести. Ты заслужила правду. – Он повернулся и пристально взглянул на женщину. – Но прежде, чем я начну рассказывать, должен предупредить: не уверен, что разбираюсь во всем этом лучше тебя.
– Но я-то вообще ничего не понимаю, – пожала плечами Тэмми.
Он кивнул.
– Хорошо, начнем. Но с чего? Ах да, с Румынии. – Зеффер провел рукой по лицу, стряхивая капли воды. – При рождении эта женщина получила имя Катя Лупеску. Она появилась на свет в Румынии, в маленькой деревеньке под названием Равбак. Летом тысяча девятьсот двадцать первого года, вскоре после того, как мы построили этот дом, я вместе с ней совершил путешествие на ее родину. Мать Кати была тяжело больна, и предполагалось, что жить ей осталось не более года. Катя выросла в ужасающей бедности, – продолжал Зеффер. – В унизительной, беспросветной нищете. Но тогда, в тысяча девятьсот двадцать первом, она была уже кинозвездой первой величины, вернувшейся под родной кров. Произошедшая с ней перемена могла поразить кого угодно. Трудно было поверить, что оборванная девчонка превратилась в столь блистательную даму. Поблизости от деревни, где родилась Катя, располагалась старая крепость – в двадцатые годы там находился монастырь ордена святого Теодора. Нам с Катей было дозволено посетить крепость, но она не проявила особого интереса ни к обшарпанным стенам, ни к монахам, у которых скверно пахло изо рта. Откровенно говоря, меня все это тоже не слишком привлекало, но мне хотелось дать Кате возможность без посторонних ушей и глаз пообщаться со своими близкими, вспомнить о прошлом. Именно поэтому на следующий по приезду день я в одиночестве отправился в монастырь. Сопровождавший меня монах сообщил, что орден ныне переживает тяжелые времена и братия вынуждена распродавать свое имущество. Гобелены, мебель, утварь – все это можно было купить. Но мне вся эта рухлядь была совершенно ни к чему, и я уже собирался уйти. Тогда монах сказал: «Позвольте мне показать вам кое-что особенное. Кое-что необычное». «Ладно уж, потеряю лишних десять минут, – подумал я. – Спешить мне некуда». Вслед за монахом я спустился вниз по лестнице и оказался в удивительной комнате. Никогда прежде я не встречал ничего подобного.
– И что это была за комната?
– Стены ее были выложены плитками – тысячами плиток, – и все эти плитки покрывала затейливая роспись. Стоило войти в комнату, как мне показалось, будто я попал в иной мир. Впрочем, нет, не показалось. Я действительно попал в иной мир.
Зеффер смолк, погрузившись в воспоминания; теперь, много лет спустя, эти дивные изразцы по-прежнему внушали ему благоговейный ужас.
– И что это был за мир? – настаивала нетерпеливая Тэмми.
– Одновременно реальный и диковинный. Мир, который не могла бы породить даже самая причудливая фантазия. Он вмещал в себя небо и море, животных и птиц. Но он вмещал в себя также и ад – легкую примесь ада, которая заставляла людей воспринимать окружающее много острее.
– Каких людей?
– Точнее говоря, одного человека. Его звали герцог Гога. Он был там, на стенах. Предавался охоте, которой суждено было длиться до скончания времен.
– Предводитель всадников – герцог, – сообщила Катя.
– Это я понял, – кивнул Тодд.
– Он жил в стародавние времена. Не знаю точно, когда именно. В детстве, слушая подобные истории, не обращаешь внимания на подробности. Запоминаешь лишь суть. А суть эта состояла в следующем.