– Я, конечно, Аэллу Константиновну не оправдываю, – вмешался Камень, – она поступила не очень-то красиво, но если кому интересно, могу объяснить механизмы ее поведения.
– Да, – радостно подхватил Ветер, – объясни, пожалуйста, Ворону, пусть он на нее не нападает.
– Ну, послушаем, послушаем, – скептически бросил Ворон, всем своим видом давая понять, что нет и не может быть никаких объяснений и оправданий поведению Аэллы Александриди.
– Любой человек стремится разобраться в потоке информации, чтобы ориентироваться в окружающем мире. Срабатывает ориентировочный рефлекс. Человек чувствует себя очень неспокойно и неуверенно, когда чего-то не понимает, и он старается заполнить пробелы, чтобы картина стала полной и понятной. У Аэллы были обрывочные сведения, которые плохо укладывались в единую картину, и ей нужна была ясность, чтобы успокоиться. Поэтому она и затеяла эти выяснения.
– Ну хорошо, допустим, – неохотно согласился Ворон. – Но Бегорскому-то зачем было рассказывать? Этот факт к ориентировочному рефлексу отношения не имеет.
– Ни малейшего, – подтвердил Камень. – Тут срабатывает другой закон, он называется законом степени информированности.
– Чего-чего? – Ворон вытаращил круглые блестящие глазки.
– Я тоже про такой не слыхал, – подал недоуменный голос Ветер откуда-то сверху.
– Рассказываю для тех, кто не знает. Сообщество человеков устроено таким образом, что чем выше статус, тем больше информации человеку доступно. Таким образом, статус является залогом информированности, а информированность, в свою очередь, является свидетельством статуса. Если я знаю больше, значит, мое положение выше, понятно? И не путайте информированность с образованностью, а информацию со знанием, это разные вещи. Знание доступно любому, а вот информация дается в соответствии со статусом. Вы замечали, как люди любят делиться информацией? Не знаниями, а именно информацией. Задумывались, почему?
– Ну и почему же? – нетерпеливо спросил Ветер.
– Да потому, что когда один человек сообщает другому информацию, он тем самым как бы говорит: я уже обладаю этими сведениями, а ты еще нет, значит, мой статус выше. Этим он тешит свое самолюбие, он в таких ситуациях сам себе кажется более значительным и важным. У людей это называется «сплетничать». Чем больше человеку хочется самому себе и окружающим доказать, что он что-то собой представляет, тем больше он любит сплетничать, то есть делиться информацией о других людях. Причем чаще всего это происходит неосознанно, на подсознании. Аэлла много лет не может заставить Бегорского подчиняться, он все время демонстрирует ей свое превосходство и независимость, он до сих пор единственный, кто позволяет себе называть ее Алкой, и кому же, как не ему, она будет рассказывать о тайнах семьи Романовых, чтобы хоть в этом оказаться повыше статусом. Теперь поняли, великие человековеды?
– Ну и все равно ее это не украшает, – упрямился Ворон.
– А я так считаю, что если Аэлла действовала в соответствии с общечеловеческими законами, то она ни в чем не виновата, потому что законы на всех действуют одинаково, – гнул свое Ветер. – Это как сила притяжения, действует на всех, и вверх не упадешь, какой бы у тебя характер ни был.
– А зачем она втихаря Любу и Родислава цепляет? – не унимался Ворон. – К чему все эти гадкие намеки и скользкие шуточки?
– Это все тот же закон действует, – отпарировал Ветер. – Дескать, не забывайте, я знаю вашу тайну, и только потому, что я добрая и хорошая, я ее никому не разглашаю, хотя могу. Вы от меня в этом смысле зависите, и это означает, что вы слабее, а я – сильнее. Ведь правда же, Камешек? Я правильно понял то, что ты объяснил?
Камень никак не ожидал от своего легкомысленного и поверхностного приятеля подобной остроты ума и даже крякнул от удивления, но вовремя удержался от похвалы в адрес Ветра. Негоже его хвалить, как учитель хвалит ученика, все же они ровесники. А возможно, Ветер даже и постарше будет.
– Правильно, – сдержанно и суховато ответил Камень. – Ты, Ворон, не уклоняйся от своих прямых обязанностей, ты рассказывай, что там дальше было.
Ворон взлетел повыше, покружил над Камнем и приземлился точно в центр замшелой макушки.
– А ну вернись на ветку, – недовольно скомандовал Камень. – Я хочу тебя видеть.
– У меня движение протеста. Я буду рассказывать сериал так, как мне удобно, – гордо заявил Ворон. – Когда я долго стою на ветке, у меня суставы на пальцах затекают, мне же приходится их сгибать, чтобы за ветку уцепиться. Я уже немолод, и попрошу считаться с моим возрастом и состоянием здоровья. Я буду рассказывать отсюда, потому что здесь я могу прохаживаться взад и вперед, разминать суставы. И вообще, променад полезен для здоровья. Продолжаю. С Лизой и ее детьми все более или менее устаканилось, Раиса сидит с малышом, занимается с ним всякими специальными процедурами, заодно и за Дашей присматривает, и по дому все делает, чтобы они там по уши грязью не заросли. Лиза опять устроилась в какую-то контору на работу, но попивать продолжает. То неделю ходит трезвая, о детях вроде бы даже заботу проявляет, а потом начинает понемножку поддавать, сперва тайком, чтобы Раиса не видела, а потом уже в открытую. Люба, Родислав и Тамара дают деньги на детей и на сиделку. Вот как-то так своим чередом все и идет. А потом наступила осень. И началось!
– Что началось? – испугался Ветер.
– Так Николаша из армии пришел. И крышу у него снесло окончательно.
– Как так? – не понял Камень. – Почему?
– Сам посуди, парень ушел в армию в восемьдесят шестом году, когда все в стране было еще по-старому, только кооперативы начинались, а все остальное – совок совком. Служил он в глухой провинции, где еще долго перемены не будут заметны. В отпуск домой не приезжал, у него другие дела были, с иконами связанные, вот ими он и занимался, когда время было. Газеты он, конечно, почитывал, но только для того, чтобы прикинуть и представлять себе масштабы экономических перемен, которые позволят ему обогатиться. Да и какие в армии газеты? Только те, что замполит разрешил, то есть никаких тебе «Московских новостей» и прочих глашатаев демократии и гласности. И вот вернулся наш Николаша домой и понял, что вернулся в другую страну. В кино идут «Асса», «Маленькая Вера» и «Интердевочка»…
– Это про что? – перебил Ворона Ветер. – Я не видел.
– Ну, это про такое, про что раньше нельзя было в кино показывать, – уклончиво ответил Ворон, которому не хотелось отвлекаться от генеральной линии повествования. – Первый случай смерти от СПИДа. Народ в шоке. Статья Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами». Оказалось, что не все в стране поддерживают перестройку и даже имеют смелость открыто об этом заявить. Народ снова в шоке, статью обсуждают, только о ней и говорят. Ельцина продолжают гнобить, освобождают от обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК, он на моей любимой Девятнадцатой партконференции просит отменить решение и реабилитировать его, а Лигачев, его главный враг, отказывает в реабилитации, да еще и говорит: «Борис, ты не прав!» Создана новая партия, называется Демократический союз, это первая реально действующая оппозиционная организация. Прошла первая массовая демократическая демонстрация, за ней уже потянулись и другие демократические митинги. Начались межнациональные конфликты, побоище в Сумгаите, столкновения в Ереванском аэропорту. Зашаталась государственность, в Литве создали «Саюдис», в других прибалтийских республиках тоже возникают национальные движения, официально они как будто поддерживают перестройку, а на самом деле готовят отделение от СССР, начались выступления крымских татар, которые хотят восстановить свою автономию. В общем, вы сами все это не хуже меня знаете, я просто напоминаю, чтобы вы представили себе, что такое восемьдесят восьмой год, в конце которого Николай Романов вернулся в Москву. Это была уже совсем другая Москва.