– Я тебе ничего не обещал. Я же объяснял тебе, что…
– Да чихать мне на твои объяснения! У меня своя жизнь, и она проходит, проходит, проходит, – Лиза бессильно заплакала. – Она проходит, и в этом виноват ты. Ты во всем виноват!
Ну вот, и здесь он виноват. И дома. И перед соседями. Он кругом виноват. Это невыносимо.
Лизины загулы длились до середины февраля, потом она словно опомнилась, спохватилась и стала вести себя, как образцовая будущая мать: гуляла, спала, ела строго по часам и только то, что рекомендовали врачи, стала больше улыбаться и меньше плакать. Родиславу стало казаться, что черная полоса миновала и дальше все будет просто замечательно.
10 марта 1985 года умер пришедший на смену Андропову Константин Устинович Черненко, и всех сотрудников МВД перевели на так называемый усиленный вариант несения службы. Это означало, что все должны находиться на рабочих местах с девяти утра и до специального указания, то есть до девяти, а то и до десяти вечера. То же самое происходило и когда умер Брежнев, и когда скончался Андропов. Именно в этот день Лиза внезапно почувствовала себя плохо и вызвала «Скорую». Ее отвезли в роддом, и через два часа она произвела на свет мальчика Дениса.
– Это как же понимать? – нахмурился Камень. – Ты же говорил, что ей рожать в начале апреля. Обсчитался, что ли? Или момент зачатия неправильно определил?
– Я никогда не обсчитываюсь, – гордо ответил Ворон. – У меня в детстве по арифметике только пятерки были. Но я за ней специально в роддом летал, смотрел, что и как. Она родила восьмимесячного ребенка.
– А это не опасно? – забеспокоился Камень. – Он же недоношенный получился.
– Опасно, – согласился Ворон. – Вот послушай, я тебе все подробно обскажу. Правда, я половины не понял, но запомнил все дословно, что врачи говорили. Роды прошли с осложнениями, у Лизы было высокое артериальное давление, и гинеколог принял решение форсировать события и стимулировать роды. Получились так называемые стремительные роды, и у младенца в мозгу появились микрокровоизлияния, ему сделали ультразвуковое исследование мозга через родничок и зафиксировали это.
– И чем это нам грозит?
– А я почем знаю? – Ворон недовольно крутанул головой из стороны в сторону. – Я же не доктор. Я только наблюдаю, как Лиза с ним мучается. Ребенок крикливый, легковозбудимый, плохо кушает, плохо набирает вес. У Лизы молоко через неделю после родов пропало, так что малыш растет на искусственном питании. И еще он часто какает и срыгивает, так что Лиза только и делает, что стирает, на него никаких пеленок-распашонок не напасешься. Врач говорит, что у ребенка снижен этот, как его… черт, слово забыл, длинное такое, на институт похоже…
– Иммунитет? – подсказал Камень.
– Во, правильно, он самый. И еще у него снижен… тьфу ты, тоже забыл, на геморрой похоже…
– Гемоглобин?
– Да, верно, гемоглобин.
– И что это значит?
– Доктор сказал, что это бывает, если у мамочки был токсикоз или если она неполноценно питалась и выпивала. У ребенка недостаточное снабжение кислородом мозга, легких и всех остальных органов и тканей, и он начинает часто болеть простудами и всякими респираторными заболеваниями. Слышь, Камень, а респираторные заболевания – это что? Это когда живот распирает?
Камень объяснил. С общими основами медицины он был знаком.
– Теперь понял, – кивнул Ворон. – Ну, вот так она и мается с малышом. А мальчишка красивый получился – глаз не оторвать. Даша-то у нее так себе, ни в Лизу, ни в Родислава, я как-то в Дмитров летал на Лизину семейку посмотреть, так я тебе скажу: Даша – вылитый Лизин отец, лицо узкое, длинное, и сама она длинненькая такая и узенькая, как столбик. А Дениска – красавчик, даром что еще совсем кроха. Вырастет – всем девкам смерть будет.
– А Родислав-то что же, помогает с младенцем?
– А как же! Он рад без памяти, что у него еще один сын, когда приходит к Лизе, так с рук его не спускает, все сюсюкает, все тетешкается с ним. Теперь он старается почаще у Лизы бывать. И Лиза вроде как за ум взялась, стала спокойнее, пить перестала. В выходные ей, правда, совсем тяжко приходится, Даше-то скоро шесть исполнится, она ни минуты спокойно не посидит, хуже нашего дружка Ветра, носится по квартире, энергии у нее – хоть отбавляй, и без конца к матери пристает то с предложением поиграть, то с вопросами, то с просьбами, то попить, то яблочко, то конфетку. А с ней ведь и погулять надо, и спать ее днем уложить. Ну, с прогулками еще так-сяк, Лиза возьмет коляску с Денисом и идет, Дашку за руку держит, потом отпустит ее на детской площадке играть, а сама на лавочке сидит, коляску качает, а с дневным сном проблема, Денис часто плачет, кричит, Даша уснуть не может. А если она не поспит днем, то к вечеру становится раздражительной и капризной. Хорошо, если Родислав в выходные приходит, он или с Денисом занимается, или Дашку развлекает. Кстати, он Лизе стиральную машину купил, скопил из заначек.
– Ну, это правильно, – одобрил Камень, – могу себе представить, сколько стирки с двумя маленькими детьми. Слушай, а почему Лизины родители ей никак не помогают? Все-таки родная дочь. Ты же летал в Дмитров, смотрел, может, знаешь?
– Знаю, – Ворон горделиво выпятил грудь. – У них свое понятие о справедливости. У Лизы есть еще брат, у него жена и трое детей. Вот родители оставили Лизе московскую квартиру, чтобы ей легче было хорошего мужа себе найти, а сами уехали жить к старшему сыну и помогать ему с детьми. Лизин брат и его жена с детьми вообще горя не знают, никаких проблем, работают себе, жена брата так и вовсе второе высшее образование получает, делают карьеру, в командировки ездят, у начальства на хорошем счету, потому что никаких больничных по уходу за ребенком. И к друзьям в гости ходят, и в Москву, в театр или на концерт ездят. Вот такую свободную и счастливую жизнь им Лизины родители устроили. Предполагается, что обмен был равноценным: Лизе – квартира, ее брату – свобода, работа и отсутствие хлопот с детьми. Так что теперь они от Лизы никаких просьб о помощи не принимают, тем более они были против, чтобы она рожала вне брака и от женатого мужика.
– Ясно. Ну и чего дальше было?
– Ну, там старуха Кемарская начала из Родислава душу вынимать.
– Это почему же?
– Так амнистию объявили в связи с сорокалетием Победы в Великой Отечественной войне. Она-то обрадовалась, думала, что Геннадия выпустят, а на него амнистия не распространялась. Вот она начала ходить и ныть, что нет справедливости на свете, что уже была амнистия в связи с шестидесятилетием образования СССР, и Геньку не выпустили, теперь еще одна амнистия, всех выпускают, а он как сидел, так и сидит, и сколько же ей еще, одинокой и немощной, мыкаться без помощи и поддержки, и пусть бы Родислав, как он есть важный чиновник в МВД, пошел бы куда следует и поговорил с кем надо, чтобы Геньку несчастного отпустили на свободу. Уж Родислав ей и так, и эдак растолковывал, что эта амнистия касается в первую очередь участников войны, а вообще под амнистию подпадают в основном те, кто совершил менее тяжкие преступления и получил небольшой срок, а убийц, да еще непризнавшихся и нераскаявшихся, не амнистируют. Но Татьяна Федоровна ничего слушать не хочет, и долбит, и долбит бедолагу Родислава, чтобы он воспользовался своими связями и добился освобождения Геннадия. Еле угомонилась.