…Ничего не изменилось. Все было так, как и прошлой ночью. Разве что на сей раз Марьяна была одна.
Или не одна?
…Лена сидела на краю колодца, перебросив обе ноги через бортик. Когда-то давно, в прошлой счастливой жизни, они точно так сидели на лодочном причале, болтая босыми ногами в теплой озерной воде.
Сейчас вода тоже была озерной, только вместо причала был холодный камень колодца. И Лена не улыбалась. Лена смотрела на нее с укором.
– Лена. – Шаг к колодцу по высокой, колкой траве. – Леночка…
А в ответ – все тот же укоряющий взгляд. Да, она предательница. Семь лет потрачено впустую, данные обещания так и не исполнены. Но вот ведь она – любимая сестра. Она вернулась. И если попытаться, хотя бы попробовать вымолить прощение, может быть, все изменится и сжимающие сердце тиски наконец разожмутся.
– Лена, я пришла. – До колодца всего пара шагов. Достаточно протянуть руку, чтобы коснуться ее плеча. – Прости меня, пожалуйста…
Во взгляде сестры больше нет упрека – только лишь тоска и могильный холод, бескровные губы улыбаются почти ласково.
– Пойдем со мной. – Голос-шепот, голос – плеск озерной воды. – Пойдем, будет весело…
Громкий крик, последний рывок. Только бы успеть! Только бы удержать от отчаянного шага!
Не успела… Руки обнимают пустоту. Вода в колодце бурлит, словно в котле…
– Лена! – Голос бьется о каменные стены, возвращается со дна насмешливым эхом.
– Пойдем со мной! Будет ве-е-е-село…
Вода близко-близко. Успокоилась, превратилась в черное зеркало. В этом зеркале все наоборот, все неправильно. Полная луна кроваво-красная, с щербатыми, точно изгрызенными краями. И ее собственное лицо другое – незнакомое. Седые патлы спутанных волос, черные провалы глаз, распахнутый в немом крике рот, острые ключицы в прорехах разорванного шелкового платья.
Она уже такая?.. Или это будущее смотрит на нее со дна колодца?..
Тихий всплеск, лицо в воде идет рябью, меняется. Лена, Леночка! Там, под водой, ее сестра. Улыбается, тянет к ней руки…
Руки холодные, скользкие, обхватывают за шею. Ледяные пальцы сплетаются на затылке.
– Пойдем со мной…
…Вода холодная, но не такая холодная, как руки той, что утащила ее в колодец.
– Не бойся, скоро все закончится… Хочешь, я спою тебе колыбельную?..
Она не боится. Почти…
Дышать нечем, ухватиться не за что, но это скоро пройдет. Она так обещала…
Под водой светло. Красная луна освещает все мягким светом. Колодец изнутри похож на башню, упирающуюся вершиной в черное небо. Раскинуть руки, не сопротивляться. Медленно, как рыбка, опускаться вниз, на самое дно. К той, которая позвала в гости. К той, которой невозможно отказать…
Седые волосы колышутся над головой белесыми водорослями. Уже знакомое лицо, серьезное, сосредоточенное. В глазах-провалах мечутся красные искры. Она не страшная, она просто очень одинокая….
Холодные пальцы касаются шеи, скользят вдоль цепочки, замирают над медальоном. Исчезают…
– Уходи… – Голос грустный, с капелькой досады. – Уходи, тебе нельзя здесь!..
Вода вскипает, окружает мириадами пузырьков, щекочет кожу. Этими пузырьками, наверное, можно дышать, потому что дышать водой она не умеет…
Под руку подныривает что-то большое, скользкое, заглядывает в лицо человеческими глазами. Рыба… почти такая же, как на ее медальоне, только огромная и живая. Обхватить из последних сил чешуйчатое тело, вдохнуть пузырьки…
Умирать не страшно. Ее смерть похожа на вековую рыбу. Мудрую и незлую, с почти человеческими глазами…
* * *
Морган уже поравнялся с домом Хлебникова, когда неожиданно для себя самого решил вернуться. Иногда так бывает: решение приходит внезапно, по наитию. Необдуманное и невзвешенное, но единственно верное. Надо лишь подвести под него теоретическую базу, придумать разумное оправдание.
Морган ударил по тормозам. Джип с возмущенным ревом замер. У него есть теоретическая база и какое-никакое оправдание. Любопытство! Чем не оправдание?!
Альбом графа Лемешева с чертежами – занимательная штука. А он строитель, ему любопытно, как оно там на самом деле устроено. Мало ли, вдруг пригодится. Чисто теоретически… А Марьяне все равно недосуг, она занята больницей и больными. У нее вон переезд на носу! Зачем ей этот альбом?
Джип промчался вдоль озера, пролетел мимо погруженной в темноту лодочной станции, нырнул под сень яблоневого сада. Времени прошло еще не так и много, Марьяна должна быть еще на ногах, а если вдруг она в постели, он все поймет по темным окнам флигеля, тихонечко развернется и уедет. Но лучше бы, конечно, она еще не ложилась. Можно было бы попробовать напроситься на чашечку кофе или на худой конец на перевязку. Точно – на перевязку! Морган глянул на свою забинтованную руку. Рука почти не беспокоила, но Марьяне об этом знать не обязательно. А врачебный долг и клятва Гиппократа – это святое!
Что его вынудило притормозить у колодца, Морган так и не понял. Просто словно кто-то вцепился ледяными пальцами в загривок, заставил взглянуть в боковое окно.
У колодца, у этого чертова колодца, опять что-то происходило. Он не знал, что, но точно знал – нужно спешить. И даже первобытный страх, попытавшийся было взять верх над безрассудством, не смог его остановить. К освещенному полной луной колодцу Морган бежал бегом.
Уперся руками в бортик, заглянул внутрь. Вода была спокойна, никакого движения, ничего. Зря бежал. Дурное предчувствие не оправдалось, и это очень хорошо. Морган отвернулся от колода, стер выступивший на лбу пот. Все, можно ехать к Марьяне, напрашиваться на перевязку и чашечку кофе…
Тихий всплеск он услышал, когда уже собрался уходить, стремительно обернулся, готовый отразить любое нападение.
Со дна колодца что-то поднималось. Что-то большое, неуклюжее. Морган никогда не был трусом, но сейчас, перед этой жуткой, парализующей неизвестностью вдруг почувствовал себя беспомощнее ребенка.
Кто там?..
Что там?..
Черт возьми, он не хотел этого знать! Не хотел, но продолжал стоять у колодца.
Первой на поверхности воды показалась рука. Загорелое запястье, серебряный браслет. Он уже видел такой браслет, знал, кто его хозяйка… Со дна поднималось не мрачное нечто. Со дна поднималась Марьяна…
Оцепенение прошло в тот самый момент, когда Морган увидел ее лицо. Бледное, бескровное, с закрытыми глазами, с прилипшей к щеке серебристой чешуйкой. Одной рукой он схватил Марьяну за запястье, другую подсунул под затылок, боясь, что она снова уйдет под воду. Пальцы коснулись чего-то холодного и скользкого, водную гладь рассек мощный плавник, тело Марьяны выгнулось дугой, поднимаясь над водой на спине рыбы. На удивление и испуг у Моргана не было времени. Возможно, времени не осталось и у Марьяны. Она не выглядела живой. Она лежала в высокой траве, запрокинув к небу белое лицо. Неживая…