Вместе они навалились плечами на среднюю часть статуи. Повалившись с постамента назад, она рухнула на снег. По торсу побежала трещина. Эрин присоединилась к ним, опустившись на колени. Они принялись освобождать ото льда замороженное тело, каждый со своей стороны, отковыривая и отбивая куски льда.
Джордан сорвал кусок с груди подростка, отчасти ободрав вместе с ним кожу. Он мысленно молился, чтобы парнишка пребывал без чувств в ледяной спячке, и изо всех сил старался переключиться, чтобы не думать, как мальца бросают в ледяную воду и удерживают там, пока та не обратится в лед. Испытанные им страдания даже вообразить трудно.
Эрин бережно трудилась над его лицом, открывая щеки, веки, скалывая лед с волос. Губы и кончик носа мальчишки потрескались и кровоточили, снова покрываясь льдом.
Распутин смотрел на это, скрестив руки на груди.
— Мда, вот так проблема, — изрек он. — Графиня первой достигла центра лабиринта, но ангела отыскала Эрин. Так кто же тогда победительница?
Джордан устремил на него хмурый взгляд. Как будто это имеет сейчас какое-нибудь значение. Он видел, как сосредоточенно старается Эрин освободить лицо паренька, прижимая ладони к его щекам, подбородку и закрытым глазам. Казалось, занятие это совершенно тщетное. Чтобы оттаять мальчишку, потребуется не один час, даже будь рядом огонь.
Но Эрин бросила на него взгляд с выражением изумления на лице.
— Его кожа проморожена, но стоит ее согреть, и ткани под ней оказываются мягкими, пластичными.
Заинтригованный Распутин подступил ближе.
— Похоже, благодать, дарующая Томасу бессмертие, противостоит даже прикосновению льда.
И все же, судя по гримасе на замороженном лице подростка, подобная благодать явно не защищала его от страданий.
Джордан выудил из кармана индивидуальную аптечку, которую захватил из ванной в Кастель-Гандольфо, открыл ее и извлек шприц.
— Это морфин. Он поможет снять боль. Хочешь, я сделаю ему инъекцию? Если он внутри не промерз и его сердце бьется — хотя бы медленно, — морфин может принести ему облегчение, особенно когда парень очнется.
— Давай, — кивнула Эрин.
Джордан приложил руку к обнаженной груди мальчишки над сердцем. Подождал, пока ладонь отогреет кожу. Ощутил слабый пульс. И поднял глаза.
— Я тоже слышал! — подал голос Рун. — Он шевелится.
— Извини, приятель, — пробормотал Джордан.
Он замахнулся шприцем и вонзил иглу в оттаявший отпечаток на груди, целясь в сердце. Сделав это, потянул за поршень, и в шприц хлынула холодная кровь, показывающая, что игла попала куда надо. Удовлетворившись этим, Джордан нажал на поршень, впрыскивая содержимое.
Эрин гладила его заледеневшие волосы, шепча в морозном воздухе литанию в холодное ухо паренька, согревая его дыханием.
— Мне так жаль… Мне так жаль…
Они ждали добрую минуту, но ничего вроде бы не происходило.
Растерев парнишке бедра, икры и колени, Джордан принялся трудиться над его ступнями, крайне бережно сгибая и разгибая их. Христиан делал то же самое с его руками.
Внезапно Эрин отпрянула, увидев, как узкая грудь трепетно поднялась, потом еще раз.
Джордан поднял глаза, когда веки мальчишки распахнулись. Несмотря на мрак, зрачки его были сужены от морфина, превратившись в булавочные проколы. Губы разомкнулись, впуская воздух, издав клокочущий полусхлип-полувскрик боли.
Эрин баюкала его на коленях. Стащив с себя кожаную куртку, Джордан укутал Томаса, худенькое тело которого начала сотрясать неконтролируемая дрожь.
Рун навис над Распутиным.
— Мы забираем отрока. Ты заслужил свое прощение, но здесь наши дела заканчиваются.
— Нет, — возразил Распутин. — Боюсь, что нет.
Сквозь арки со всех сторон в комнату входили все больше стригоев, присоединившись к горстке уже находившихся там, быстро оставив их группу в меньшинстве. У многих в руках было автоматическое оружие.
Сангвинисты сгруппировались, чтобы встретить угрозу плечом к плечу.
— Ты нарушишь свое слово? — спросил Рун.
— Я едва не подбил на это тебя, ты ведь почти отказался от моего дара, — ухмыльнулся Распутин. — Но, сдается мне, Эрин моя уловка обвести вокруг пальца не смогла. Что только осложняет твое решение, Рун.
— Какое еще решение?
— Я сказал Бернарду, что отдам мальчонку Женщине Знания, — он взмахом руки охватил и Эрин, и Батори. — Так которая ж это из бабенок? Выбирать тебе.
— Зачем?
— Пророчество, чай, бает лишь об одной Женщине Знания, — заявил Распутин. — А липовой, стало быть, тут и помереть.
Джордан встал, заступая собой Эрин.
При виде этого движения Распутин улыбнулся.
— Оно и понятно, что Воитель Человечества выберет свою барышню, повинуясь не разуму, но сердцу. Но ты-то, дражайший мой Рун, ты-то Рыцарь Христов. Тебе и выбирать. Кто ж из них истинная Женщина Знания? Какой из бабенок жить? Которой помереть?
— Я не стану пособником твоих злодейств, Григорий, — уперся Рун. — Я не стану выбирать.
— Дык это тоже выбор, — заметил Распутин. — Да прелюбопытнейший!
Монах хлопнул в ладоши. Его стригои взяли оружие на изготовку.
А Распутин повернулся к Руну:
— Выбирай, или я прикончу обеих.
21 час 44 минуты
Рун переводил взгляд с Элисабеты на Эрин и обратно, наконец постигнув, какую волчью яму вырыл для них Распутин. Этот монах, как паук, плетет тенета из слов, чтобы изловить жертву и вволю поиздеваться над ней. Теперь он понял, что Распутин пришел сюда не только ради обещанного Бернардом отпущения грехов, но и чтобы помучить Руна. Этот русский отдаст отрока, но прежде вдоволь поизмывается над Руном.
Разве могу я выбрать?
Но когда на весах участь всего мира, разве может он не выбрать?
Рун увидел, как по снегу пролегает линия фронта: стригои по одну сторону, сангвинисты — по другую. Последние в численном меньшинстве, да еще и безоружны. Даже если и удастся завоевать победу, в бою обе женщины, скорее всего, будут убиты или воинство Распутина утащит мальчишку прочь.
Молчание затягивалось, и вдруг среди них появилось странное существо, порхающее среди снежинок между двумя противостоящими армиями. Его яркие изумрудно-зеленые крылышки улавливали каждый лучик света, отражая его обратно. Большущая бабочка, которой в этой снежной круговерти совсем не место. Чуткий слух Руна уловил исходящее от нее тончайшее жужжание, сопровождающее мягкие взмахи радужных крылышек.
Все замерли, плененные ее красотой.
Она подлетела к сангвинистам, будто выбирая свою сторону в грядущем сражении. И приземлилась на черный плащ Надии, на плечо, продемонстрировав длинные выросты на задних концах крыльев и изумрудные чешуйки, будто припорошенные серебром.