Наконец, дно коридора выровнялось у берега широкой подводной реки. Горячая вода из геотермального источника булькала и дымилась. Глаза Томми ело серными испарениями, щеки горели от жары.
— Походит на то, что мы достигли берегов Ахерона… а может быть, Стикса… или каким еще несметным множеством имен нарекали эту реку за историю человечества, — прокомментировала Элисабета. — Впрочем, очевидно, перевозчик тут не понадобится.
— Действительно, — подтвердил Искариот.
Через реку перекинулась каменная арка, ведущая к темной пещере по ту сторону.
Томми поглядел на Элисабету, внезапно испугавшись перехода на ту сторону. Волоски у него на руках встали дыбом, стук собственного сердца грохотал в ушах.
Хенрик грубо схватил его за руку у подножия моста, чтобы тащить на ту сторону силком, если понадобится.
Элисабета хлопнула качка, как комара.
— Дурного обращения с мальчиком я не потерплю!
Глаза Хенрика гневно вспыхнули, но Искариот кивком велел повиноваться графине, и он сдержался.
На Элисабету приземлился еще один мотылек, на сей раз на плечо, царапнув крылышками у нее под ухом. Она и бровью не повела, но Томми понял адресованное послание.
Я перейду, или он убьет Элисабету.
Проглотив свой страх, Томми направился к мосту с Хенриком с одной стороны и Элисабетой с другой. Он медленно двинулся по скользким от испарений камням, кашляя от серных миазмов, щурясь от жара. Черная вода, напоминающая нефть, пузырилась и булькала, бурлила и пенилась.
Элисабета неспешно шагала рядом, будто прогуливаясь по саду, гордо выпрямив спину и подняв подбородок. Томми попытался держаться с такой же уверенностью, с такой же надменностью, но не сумел. Как только замаячил дальний конец моста, он заспешил туда, стремясь поскорее оказаться от обжигающей реки как можно дальше.
На миг он остался один — все остальные задержались позади, даже Хенрик с фонарем. Темная, как угольный мешок, пещера впереди, как ни странно, пахла цветами, аромат которых пробивался сквозь смрад серы.
Заинтересовавшись, Томми направился дальше, желая найти источник.
Хенрик и остальные наконец-то нагнали его. Великан направил луч фонаря вверх, высветивший сводчатый потолок из вулканической породы, покрытый толстым слоем копоти. На стенах были развешаны множество железных канделябров со свежими связками тростника. Кто-то подготовил это место.
— Зажечь факелы, — распорядился Искариот.
Хенрик и его напарник принялись зажигать пропитанные смолой связки, двинувшись в противоположных направлениях, мало-помалу открывая взорам большую пещеру. Отсюда дальше вели новые тоннели.
Томми вспомнил упомянутые Иудой сотни путей в ад.
В центре пещеры находился большой черный камень, чуть наклонный, но с отполированным плоским верхом, будто взирающее на них черное око. Томми трудно было туда смотреть, в камне чувствовалось что-то превратное.
Взгляд Томми скользнул мимо камня, к дальнему концу пещеры, где как раз загорелись последние факелы. И обнаружил там женщину в белом платье, привязанную к железному кольцу в стене. Смуглая и гладкая кожа, высокие скулы. Длинные черные волосы рассыпались по округлым голым плечам. Свет фонаря отразился от осколка металла, висящего у нее на шее.
От нее, в отличие от черного камня, Томми не мог отвести глаз. Даже через всю пещеру ее взгляд сиял ему, притягивал, пленял, будто имя, произнесенное шепотом со всей любовью на свете.
Искариот остановил его прикосновением к плечу. Опередив Томми, он встретился взглядом с женщиной через пропасть зала, но печаль в его голосе углубила эту бездну, сделав ее совершенно непреодолимой.
— Арелла.
06 часов 58 минут
Иуда остановился у алтарного камня, не в силах подступить ближе. Прошли века с тех пор, как он в последний раз видел ее во плоти. На миг ему захотелось махнуть рукой на все, бросившись к ней, чтобы умолять о прощении.
И она тут же предложила ему этот путь.
— Возлюбленный, еще есть время, чтобы остановить это.
Мотылек порхнул у него перед глазами, своими изумрудными крылышками перекрыв темный кладезь ее очей. Искариот отпрянул на шаг.
— Нет…
— Столько веков потрачено зря. Когда мы могли быть вместе. И всё ради служения этому мрачному предначертанию.
— После возвращения Христа мы сможем провести вместе вечность.
Она устремила на него печальный взор.
— Если это случится, такого не будет. То, что ты делаешь, неправильно.
— Как такое может быть? Столетиями после того, как ты явила мое предназначение, я по кусочками собирал прочие пророчества, чтобы понять, что я должен делать, как должен устроить Армагеддон. Я отыскивал ясновидящих всех веков, и каждый подтверждал мое предназначение. Но лишь узнав о мальчишке, об этом бессмертном, так похожем на меня, но совершенно ином, лишь тогда я припомнил нечто начертанное тобой, любовь моя. Одно из твоих прошлых предсказаний, сделанных до того, как ты покинула меня. Я забыл о нем, считая, что оно не имеет особой ценности. — Он обернулся к Первому Ангелу. — А затем явился этот чудо-мальчик.
— Ты видишь тени, отбрасываемые мной, и называешь их настоящими, — возразила она. — Они же лишь одна тропка, призрак возможного. Не более. Только твои темные дела наделяют их плотью, наполняют их значением и весом.
— И правильно, что я так делаю, пока есть хоть малейший шанс вернуть Христа.
— Однако все это ты выстроил в одном своем мысленном взоре, основывая множество своих деяний на пророчествах, похищенных у меня. Как что-либо хорошее может проистекать из подобного попрания доверия?
— Иначе говоря, из акта предательства, — Иуда ухмыльнулся. Ее слова перед этим едва не поколебали его, но теперь он снова стал собой. — Как видишь, я Предатель. Мой первый грех привел к искуплению всех грехов Христом, умершим на кресте. Теперь я согрешу снова, чтобы привести Его обратно.
Она осунулась вдоль стены, обнажив свои путы, явно признав его решимость.
— Тогда зачем ты пленил меня здесь? Только чтобы терзать меня, заставляя смотреть?
Искариот наконец-то собрался с силами, чтобы пересечь зал, подойдя к ней. Вдохнул аромат лотоса, кожи, которую он некогда целовал и ласкал. Протянув руку, коснулся ее голой ключицы, осмелившись на такое дерзновение лишь одним пальцем.
Арелла потянулась к нему, словно пытаясь собственным весом склонить чашу весов там, где это не удалось словом.
Вместо того он продел этот палец в петлю ее цепочки и сжал ее в кулаке, потревожив серебряный осколок между ее безупречных грудей.
Глаза Ареллы метнулись, отыскивая его взгляд, наполнивший ее пониманием и ужасом. Она отстранилась, вдавившись спиной в стену.