Искариот опустился рядом с ним на колени, накинув на его тело веревочную сеть, придавив ее по краям тяжелыми камнями. А все четыре угла притянул к железным кольцам, вбитым в пол. Когда он с этим покончил, Томми больше не мог шевельнуться, свободной осталась лишь его голова.
Оттого, что ноги оказались выше головы, кровь прилила к голове, отчего лицо раскраснелось и разгорячилось еще больше.
Искариот положил прохладную ладонь ему на щеку.
— Покойся с миром. Ты делаешь доброе дело. Твоя достойная жертва провозгласит возвращение Христа.
Томми попытался пожать плечами.
— Я иудей. Так какое мне дело до того? Кончайте уж с этим.
Он хотел, чтобы слова прозвучали отважно и дерзко, но сумел произнести их лишь сдавленным шепотом. Его внимание привлек блик света на серебряном осколке, похищенном у этой женщины и теперь занесенном над ним. Свет факелов играл на остром крае. Все остальное в этой комнате померкло, кроме этого маленького клинка.
Искариот склонился к его уху.
— Может быть больно и…
И ударил осколком Томми в шею, не дав ему даже собраться с духом. Чтобы избавить от страданий, как бы маловероятно это ни казалось.
Но не преуспел в этом.
От боли, будто огнем прошившей и растекающейся по всему телу, Томми закричал. Кровь хлынула вниз по горлу, обжигая, как раскаленная магма. Он начал извиваться и выгибаться под сеткой дугой — настолько яростно, что один угол сорвался. Вывернув голову, он увидел, как его кровь бежит по камню и стекает с края, капая в черную расщелину внизу.
И взвыл от боли, не желавшей убывать.
Поле его зрения сузилось, на периферии заклубилась тьма. Он жаждал забытья, чтобы уйти от огненной пытки. Спиной он ощутил дрожание камня. Камень скрежетал и трескался.
Как будто откуда-то издали донесся зычный голос Искариота, возгласивший:
— Врата открываются! В точности как предсказано!
Связанная женщина откликнулась, самим своим голосом чуть отогнав его боль.
— Еще есть время выказать милосердие. Ты можешь положить этому конец!
— Слишком поздно. Когда вся его кровь сольется вниз, никто не сможет положить этому конец.
Томми ощутил, что погружается во тьму, — чтобы тут же понять, что это тьма поднимается, чтобы забрать его. Черный туман вздымался из расщелины, охватывая его своими темными объятьями, клубясь вокруг него, будто живое существо. И с каждой каплей его крови все больше тьмы вырывалось наверх, вливаясь в мир.
Глядя на ее источник, Томми видел, как расщелина под ним становится шире. Ему вспомнилась вдруг комната в Масаде, другая трещина, расколовшая землю, другой дым, поднимающийся снизу.
Нет… только не это… снова…
А затем земля затряслась — точно так же, как тогда, — содрогаясь в колоссальных конвульсиях, достаточно сильных, чтобы раскалывать горы. Кипящая вода реки затопила берега циклопической волной, взмывшей под потолок и схлынувшей снова. И во время всего этого чудовищный грохот становился громче и громче, наполняя весь мир и раскатываясь во все стороны.
Томми позволил ему нахлынуть на себя — пока не провалился в безмолвие и мрак.
И в небытие.
20 декабря, 07 часов 15 минут
по центральноевропейскому времени
Средиземное море
Когда Эрин пересекала гостиную, желудок у нее вдруг затрепыхался, будто от морской болезни. Ее зашатало, она замахала руками и, удерживая равновесие, ухватилась за витрину. Обернулась к Джордану, закрывавшему дверь в личный кабинет Искариота, чтобы незамеченная бабочка или пчела не вылетела вслед за ними.
Взгляды их встретились в тот миг, когда вся платформа угрожающе задрожала, будто по ней мчалось стадо слонов.
— Землетрясение! — крикнул Джордан, бросаясь к ней.
Обернувшись, Эрин увидела, что Рун и Бернард помогают Христиану встать. Должно быть, кардиналу удалось оживить молодого сангвиниста только что освященным вином — во всяком случае, достаточно, чтобы тот держался на своих двоих.
Сильнейшая встряска подбросила ноги Эрин в воздух. Она приземлилась на одно колено, и Джордан подобрался к ней. Книги попадали с полок. Через литую чугунную решетку камина вырвалась туча искр.
Сооружение задергалось еще неистовее, и Стоун подхватил Эрин.
Сталь конструкции буквально стенала. Высокий узкий шкаф рухнул под звон стекла. Джордан потащил женщину к остальным.
— Надо убираться с этой буровой! — возвысил он голос, перекрикивая низкий рокот.
Вроде бы не замечая происходящего, Бернард не отрывал взгляда от высоких окон. Эрин обернулась посмотреть, что так приковало его внимание. На востоке занимающийся день уже расцветил горизонт розовыми и оранжевыми тонами. Но красота была осквернена черной тучей, вздымающейся над ним и расползающейся в стороны, будто в попытке сожрать день.
— Извержение вулкана, — констатировал Джордан.
Эрин представила направление, в котором Искариот улетел вместе с Томми. Ее пальцы комкали лист бумаги с древним рисунком. Она вышла сюда показать его Руну и Бернарду.
Неужели опоздали?
Будто подчеркивая эту обеспокоенность, платформу шумно тряхнуло, швырнув всех на пол. Свет погас. «Хрясть!» — донесся снизу хруст перегруженного камня. Вся палуба начала медленно крениться.
Эрин представила, как одна из бетонных ног платформы подламывается в колене.
— Уходим! — рявкнул Джордан. — Сейчас же!
И схватил ее за руку. Рун и Бернард подхватили с обеих сторон Христиана.
Выбежав из гостиной, они устремились по центральному коридору. Сотрясения продолжались, швыряя их на деревянные панели стен. Темнота умножала ощущение ужаса. Наконец, они добрались до наружных дверей и выскочили в мир раскачивающихся стальных конструкций и крошащегося бетона. Над головами у них пронеслась незакрепленная стрела неуправляемого крана.
— На катер! — сказал Джордан, указывая вперед, пока они, спотыкаясь, ковыляли вперед. — Нам нужно к нему спуститься! И убраться от этой груды железа как можно дальше.
Христиан высвободился из рук товарищей.
— Я… я этим займусь.
Даже обессиленный, он сохранил стремительность, скатившись по лестнице черным вихрем. Бернард следовал вплотную за ним, а Рун держался вровень с Эрин и Джорданом.
Все трио влетело на лестницу с ходу, грохоча ногами по ступеням, порой подбрасывающим их вверх. Обломки сыпались вокруг градом, плюхаясь в воду далеко внизу. Эрин заметила, что море вокруг удивительное ровное, никаких волн, только дрожащая поверхность, как в кастрюле, готовой вот-вот закипеть. И это подстегивало ее сильнее всего остального. Она жестко приземлилась на следующей лестничной площадке, ударившись животом о дальние перила и отскочив от них.