— Нет, сэр.
— Скажите, включал ли когда-нибудь один из ваших докладов о деятельности Лайзы Треммел сообщение о ее посте, в котором было сказано, что она побывала в гараже «Уэстленд нэшнл» и ждала там Митчелла Бондуранта?
— Да, однажды. «Уэстленд» являлся одним из крупнейших клиентов компании, и я подумал, что, возможно, мистеру Бондуранту следует знать, если он еще этого не знает, что эта женщина следила за ним.
— Таким образом, вы подробно сообщили мистеру Бордену о том, что Лайза Треммел нашла парковочное место мистера Бондуранта в банковском гараже и ждала его там?
— Да.
— И он вас поблагодарил за это?
— Да.
— И все это зафиксировано в электронной почте?
— Да.
— Вы сохранили то письмо, направленное мистеру Бордену?
— Да.
— Почему вы это сделали?
— Я всегда сохраняю копии писем, особенно если адресаты — важные люди.
— Вы, случайно, не прихватили с собой копию того электронного письма?
— Прихватил.
Фриман запротестовала и потребовала совещания у судейской скамьи, во время которого успешно доказала, что невозможно удостовериться в подлинности распечатки текста давнего электронного письма. Судья не позволил мне внести письмо в список улик и велел ограничиться воспоминаниями Дрисколла.
Вернувшись на трибуну, я решил, что присяжные достаточно усвоили, что Бордену было известно о посещении Лайзой банковского гаража и что он являлся каналом передачи информации Луису Оппарицио. Элементы «подставы» налицо. Обвинение станет убеждать их в том, что первый визит Лайзы в гараж был репетицией убийства, которое она впоследствии совершила на самом деле. Я же должен заставить их поверить, что кем бы ни был тот, кто подставил Треммел, он располагал всем, что ему было нужно, благодаря Интернету.
— Мистер Дрисколл, вы сказали, что мистер Бондурант был одним из объектов сбора информации, это так?
— Да.
— Какую информацию о нем вы собирали?
— В основном касающуюся недвижимости, которой он лично владел: что это за недвижимость, когда он ее приобрел и за сколько. Кто является залогодержателем. Ну и всякое такое.
— Значит, вы представляли мистеру Бордену что-то вроде моментальных снимков его финансового положения?
— Именно.
— Не попадались ли вам свидетельства долговых претензий к мистеру Бондуранту?
— А как же. Он кому только не был должен.
— И вся эта информация шла к мистеру Бордену?
— Да.
С Бондурантом я решил на этом закончить, не хотел слишком отвлекать жюри от главной темы показаний Дрисколла: АЛОФТ следил за Лайзой и располагал всей необходимой информацией для того, чтобы подставить ее как убийцу Бондуранта. Дрисколл уже принес большую пользу, но я намеревался закончить его допрос взрывом бомбы.
— Мистер Дрисколл, когда вы ушли из АЛОФТа?
— Первого февраля.
— Вы сделали это по собственному желанию или были уволены?
— Я сообщил им, что ухожу, и тогда они меня сами уволили.
— Почему вы решили уйти?
— Потому что мистер Бондурант был убит, и я не знал, сделала ли это та женщина, которую арестовали, Лайза Треммел, или случилось что-то другое. Через день после того, как это произошло и все узнали об этом из новостей, я столкнулся в лифте с мистером Оппарицио. Мы ехали вверх, но когда лифт остановился на моем этаже, он придержал меня за руку. Все вышли, мы одни стали подниматься на тот этаж, который был нужен ему, но он не сказал мне ни слова, пока лифт не остановился и не открылась дверь. Вот тогда он сказал: «Держи свой поганый язык за зубами» — и вышел.
— Таковы были его слова: «Держи свой поганый язык за зубами»?
— Да.
— Он сказал еще что-нибудь?
— Нет.
— И поэтому вы решили уйти из АЛОФТа?
— Да, спустя час я написал заявление об увольнении через две недели. Но через десять минут после того, как я это сделал, мистер Борден подошел к моему столу и велел собираться. Я был уволен. Он принес картонную коробку, чтобы я сложил туда свои личные вещи, и, пока я это делал, следил за мной вместе с охранником. Потом они проводили меня до самого выхода.
— Вам дали выходное пособие?
— Когда я покидал здание, мистер Борден вручил мне конверт. В нем оказался чек на сумму, равную моей годовой зарплате.
— Весьма щедро, учитывая размер вашей годовой зарплаты, тот факт, что вы не проработали в компании полного года, а также то, что сами пожелали уйти, вы так не думаете?
Фриман заявила обычный протест: это, мол, не имеет отношения к делу. Протест был поддержан.
— У меня больше нет вопросов к свидетелю, — сказал я.
Фриман заняла мое место, разложив на трибуне свою верную папку. До сегодняшнего утра я не вносил Дрисколла в список своих свидетелей, но его имя всплыло во время допроса в пятницу. Я не сомневался, что Фриман успела провести кое-какую подготовительную работу, теперь предстояло узнать, что ей удалось раскопать.
— Мистер Дрисколл, у вас ведь нет диплома об окончании колледжа?
— Нет.
— Но вы учились в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса?
— Да.
— Почему вы его не закончили?
Я выразил протест: вопросы обвинителя слишком далеки от непосредственной темы прямого допроса. Однако судья сказал, что я сам выпустил этого джинна из бутылки, когда расспрашивал свидетеля о его компетенции и опыте в области информационных технологий, и велел Дрисколлу отвечать.
— Я не закончил его, потому что меня исключили.
— За что?
— За обман. Я взломал компьютер преподавателя и скачал экзаменационные вопросы за день до экзамена.
Дрисколл произнес это почти обреченным голосом человека, заранее знавшего, что правда рано или поздно выйдет наружу. Я знал о его исключении из университета и посоветовал — если эта тема возникнет — говорить чистую правду, иначе он навлечет на себя беду.
— Значит, вы обманщик и вор, верно? — сказала Фриман.
— В прошлом, это было десять лет назад. Я больше никогда не обманывал, мне это ни к чему.
— В самом деле? А как насчет воровства?
— То же самое. Я не ворую.
— А разве не правда, что ваша служба в АЛОФТе была резко пресечена, когда обнаружилось, что вы систематически крали деньги у компании?
— Это ложь. Я заявил о своем уходе, и тогда они меня уволили.
— А не вы ли здесь лжете?
— Нет, я говорю правду. Что же вы думаете, что я все это мог выдумать?