Не отвечая и не ослабляя хватку, Монсальви повел испанца к выходу. Катрин протянула руку, чтобы удержать мужа, но увидела его уже в проеме, освещенного пламенем последних стрел. Стрельба прекратилась.
– Отнеси меня туда, – крикнула Катрин Готье, – я хочу быть вместе с моим мужем!
Молодая женщина задыхалась и вот-вот могла лишиться чувств, однако нормандец колебался. Обоих мужчин уже не было видно, но до них донесся зычный голос испанца:
– Прекратить, Шапель! Это приказ! Прекратите стрелять!
В ответ послышался другой голос – грубый и хриплый голос человека, привыкшего командовать в сражениях:
– Не больше, чем на четверть часа, мессир! Затем я атакую вновь, хотя бы это стоило вам жизни. Я знаю, что там женщины. Скажите этим людям: если они не отпустят вас, я не пощажу никого. С мужчин сдерем кожу живьем, а женщин отдадим на потеху солдатам, а потом вспорем брюхо. А уж потом я помолюсь за спасение вашей души!
Катрин согнулась в таком приступе кашля, что Готье наконец решился. Отдав ребенка Саре, он подхватил молодую женщину вместе с одеялами, плащом и даже охапкой соломы и вынес ее из пещеры.
Она с жадностью глотала холодный ночной воздух. Нормандец положил ее недалеко от входа, куда вскоре подползла и Сара с младенцем на руках. Со своего места Катрин видела ревущий поток, стоявшие в отдалении деревья, за которыми мелькали силуэты людей. Луна, поднимавшаяся из-за гор, серебрила их панцири и наконечники копий. Стало светлее, и молодая женщина ясно видела Арно, по-прежнему прижимавшего к себе испанца, который спокойно произнес:
– Моя смерть будет для тебя слабым утешением, Монсальви, и ты о ней горько пожалеешь, когда мои люди станут насиловать твою жену у тебя на глазах. Это наварцы и баски, полудикие горцы, которые пьянеют при виде крови и не ведают жалости. Ты в ловушке, и только я могу спасти тебя.
– Каким образом?
В голосе Арно не слышалось никакого волнения. Теперь Катрин ясно видела его гордый профиль, освещенный луной. Эта странная пара, будто слившаяся в объятиях, четко выделялась на темном фоне скал и леса. Внезапно Катрин испугалась – и за себя, и за ребенка. Арно не уступит, даже ради них! Это свыше его сил.
– Верни мне свободу! Скоро будет поздно. Они чуют запах крови, и даже я не смогу их остановить, если они ринутся на вас по приказу Шапеля.
И, словно подтверждая его слова, раздался голос лейтенанта, в котором звучало плохо скрываемое торжество. Нервы Катрин были так напряжены, что она едва удержалась от крика.
– Время идет, мессир! Осталось не так уж долго ждать!
Испанец вновь заговорил, делая последнюю попытку убедить Арно.
– Я уже сказал тебе, что отныне я вам не враг. Даю слово рыцаря и кастильского дворянина, что вам не причинят вреда. Делаю это ради твоей жены и сына. Напомню только, что когда-то мы сражались бок о бок…
Монсальви наконец отвел кинжал от шеи Вилла-Андрадо, но всего лишь на несколько сантиметров.
– Клянешься на кресте?
– Клянусь на кресте священным именем Господа нашего, отдавшего жизнь во спасение людей!
Опустив руку с кинжалом, Арно разжал левую, которой намертво сжимал запястья кастильца. Из груди Катрин вырвался вздох облегчения, и она быстро перекрестилась.
– Хорошо. Ты свободен. Но если ты обманул меня, то гореть тебе вечно в адском пламени, – сказал Арно.
– Я не обману тебя!
Испанец сделал несколько шагов навстречу своим солдатам, которые незаметно подобрались довольно близко к пещере, окружив ее тесным кольцом. Катрин, умирая от усталости и страха, увидела, как блестят длинные кривые ножи, пики и топоры в руках людей устрашающего, варварского вида. И все это оружие было направлено на ее крохотного сына, только что явившегося в этот мир!
Вилла-Андрадо обратился к своим солдатам, возвысив голос, который прозвучал в ушах Катрин трубным эхом Страшного суда.
– Я свободен, и мы заключили мир! – крикнул он. – Благодарю тебя, Шапель!
– Мы не будем атаковать? – спросил вышедший из рядов маленький человечек хилого сложения. Родриго де Вилла-Андрадо возвышался над ним на целую голову.
Это, конечно, и был пресловутый Шапель. Катрин вздрогнула, явственно услышав прозвучавшее в его голосе разочарование.
– Нет… мы не будем атаковать.
– А если… если мы все-таки предпочтем атаку, я и мои солдаты? Может быть, вы забыли, что мессир де Монсальви объявлен вне закона как изменник и государственный преступник?
Вилла-Андрадо выбросил вперед кулак так стремительно, что никто не успел даже шелохнуться, и Шапель, сбитый с ног, покатился по склону к горному потоку.
– Я собственными руками вздерну любого, кто осмелится оспаривать мои приказы! Пошлите в замок за носилками, и пусть там приготовят комнату. А ты, Педрито…
Дальнейшего Катрин не поняла, потому что разговор шел по-испански. Но Арно немедленно вмешался.
– Прошу прощения! Мы заключили мир, но от твоего гостеприимства я отказываюсь! Ноги моей не будет в Вентадуре, пока меня не встретит его законный владелец.
– Твоей жене нужно отдохнуть, поесть!
– Тебе нечего беспокоиться о моей жене! Мы тронемся в путь, как только рассветет. А ты можешь возвращаться в свое логово… Разумеется, я обязан тебе, а потому прими мою благодарность.
Помрачнев, Вилла-Андрадо взглянул на Катрин, а затем снова перевел несколько смущенный взгляд на Арно.
– Нет, ты мне ничем не обязан, и не стоит меня благодарить. Позже ты поймешь, почему я не могу принять благодарности. А теперь прощай, раз таково твое желание… Никто не тронет тебя на землях Вентадура.
Он подошел к Катрин и преклонил перед ней колено, устремив на нее столь страстный взор, что она слегка покраснела.
– Я надеялся принять вас как королеву, прекрасная дама. Простите, что вынужден оставить вас здесь. Возможно, когда-нибудь Небо подарит мне эту радость…
– Хватит! – грубо прервал его Арно. – Убирайся!
Пожав плечами, Вилла-Андрадо встал, приложил руку к сердцу, поклонившись Катрин, и направился в сторону леса. Катрин видела, как исчез за деревьями высокий красный силуэт, посеребренный лучами луны. Этот странный человек вызывал у нее интерес, и она не чувствовала к нему никакой ненависти. Он вел себя как истый дворянин, и она немного сердилась на Арно, отказавшегося от его гостеприимства. А вот она не отвергла бы теплую постель, веселое пламя камина, подогретое вино… она предпочла бы оказаться в замке, где ничто не угрожало бы хрупкой жизни ребенка, дремавшего на руках у Сары. Ей вдруг стало холодно, и она вздрогнула. От наблюдательной цыганки не ускользнул легкий вздох, который вырвался из груди молодой женщины.
– По правде говоря, это уж слишком высокие понятия о чести! – сказала Сара, с раздражением взглянув на Монсальви. – Ваша жена измучена, голодна, и чем, спрашивается, вы собираетесь накормить ее? Вы можете ублажать свою гордость как вам угодно, но Катрин должна поесть, иначе у ребенка не будет молока и…