– Все в порядке, – заверил я ее.
– В том-то и дело, что не все в порядке.
Глэдис снова закричала.
– Вам необходимо уйти, – приказала Розалинда. – Уходите! Сейчас же, быстро!
Брук продолжала обнимать Глэдис, тщетно пытаясь утешить безутешную. Ну а мне пришлось заняться Розалиндой.
– Нам необходимо закончить дело, – пояснил я.
– Вы не можете являться сюда и вот так расстраивать…
– Если честно, то могу, – прервал я ее и, поднявшись, подошел к двери.
Розалинда взглянула на Глэдис и Брук, оценила ситуацию и, судя по всему, решила оставить подопечную в руках доброй докторши. Потом повернулась ко мне.
Я открыл дверь в коридор и услышал, как удаляются шаркающие шаги. Да уж, о конфиденциальности мечтать не приходится.
Выйдя в коридор, я закрыл дверь, а Розалинда спросила:
– Что?
– Как я уже говорил, мы с доктором Майклз работаем в Центре контроля и предотвращения заболеваний.
– Это я знаю…
– Мы считаем, что Глэдис имела отношения с человеком из Балтимора, который, возможно, был очень серьезно болен. Федеральное правительство – в данном случае я – и не подумало бы вмешиваться, если бы в этом не было острой необходимости. Нас тревожит возможность распространения им заболевания…
– Что вы имеете в виду, говоря, что она имела отношения с этим человеком?
– Романтические отношения.
– Кто он такой?
– Этого мы не знаем. Нам известно лишь то, что родом он из Пенсильвании, жил в Балтиморе, и совсем недавно, пару дней назад, его убили.
– Что? – Лицо медсестры окаменело, и она произнесла что-то по-испански. Но потом взяла себя в руки и покачала головой. – Доктор, мне нет никакого дела до того человека, которого убили в Балтиморе. Но я беспокоюсь об этих девушках. И в частности, вот об этой. – Она ткнула пальцем на дверь офиса. – Она ни разу не покидала побережья залива, не говоря уж о Калифорнии. Какой здесь может быть Балтимор?
– Мы не знаем, каким именно образом она замешана в этом деле, но мы звонили ей оттуда, с Восточного побережья. Судя по всему, она хорошо знакома с этим человеком.
– Вполне могла произойти ошибка. Вы могли неправильно набрать номер…
– Тем не менее она крепко прижимает к груди его фотографию. Осторожнее, мисс Лопес, эта болезнь очень опасна. В ином случае нам нечего было бы здесь делать. Двое больных уже умерли. Все заболевшие имеют проблемы с умственным развитием, а большинство из них каким-то образом связаны с тем самым человеком, о котором я говорю. Нас волнует, что Глэдис может заболеть, – то, что происходит сейчас в Балтиморе, может начаться и здесь.
– Не верю.
– Зря. Поверьте. – Я помолчал, а потом спросил: – А что, кстати, так ее расстроило?
– Что вы имеете в виду?
– Она же пришла сюда к нам, словно неживая. Давно она в таком состоянии?
– Что? Не знаю. Может быть, несколько дней.
– Тогда все сходится. Этого парня убили как раз несколько дней назад.
Я подождал, пока Розалинда это обдумает.
– Полагаю, я прав. Сначала она расстраивалась, что он ей не звонит. А теперь вот горюет, что он умер.
Губы Розалинды шевельнулись, однако она так ничего и не сказала. С верхней площадки лестницы за нами наблюдали несколько заинтересованных физиономий – им казалось, что они спрятались за углом.
– Упаси Господи, если та зараза, которая убивает девушек в Балтиморе, доберется и сюда, – предупредил я. – Угроза нешуточная. Вы можете нам помочь. Действительно можете.
Подняв голову, медсестра задумчиво взглянула на собравшуюся аудиторию.
– По-моему, вы стремились к конфиденциальности, – заметила она.
– Да, – согласился я, увидев ее взгляд. – Но знаете что? Мне кажется, сейчас это уже не имеет значения.
Примерно через полчаса, когда первое и самое острое горе Глэдис уже перегорело, мы вчетвером сидели в гостиной за маленьким столиком, на котором стояли чашки с чаем.
Розалинда внимательно рассматривала лежащую перед ней фотографию Дугласа Бьюкенена.
– Вы его узнаете? – спросил я.
Судя по тому, как она смотрела на фотографию, можно было предположить, что она сообщит, что знает его и что этот человек не раз бывал в пансионате «Санта-Ана». Однако все вышло совсем иначе.
– Нет, – ответила она.
– Вы уверены? – уточнил я.
– Совершенно.
– Но вы же…
– Я сказала, что не знаю этого человека, доктор.
Я показал на изображение.
– Глэдис, как зовут этого человека?
Глэдис посмотрела на фотографию распухшими глазами, потом взяла ее в руки.
– Кейси, – произнесла она.
Розалинда вмешалась.
– Она может путать…
– Кейси, – повторила Глэдис.
Розалинда сжала губы, однако промолчала.
– Вы знаете его фамилию? – спросил я.
Девушка смотрела на меня, словно не понимая.
– Кейси, а дальше? – попытался подсказать я.
Глэдис лишь покачала головой.
– Откуда вы его знаете?
– Он мой муж.
Мы с Брук переглянулись. Лицо Розалинды словно окаменело.
– Вы с ним поженились?
– Он сказал, что поженимся, когда он вернется.
– Когда он вернется и откуда?
– Он собирался куда-то около Нью-Йорка. Туда, где разбились самолеты.
– Он говорил, что едет в Балтимор?
– Я не знаю. Я его люблю.
Она снова заплакала.
– Вы с Кейси занимались сексом? – спросил я.
Розалинда смерила меня гневным взглядом. Возможно, мой вопрос прозвучал не слишком тактично, но на какое-то время он заставил Глэдис перестать плакать. Да здравствуют тупые, бесчувственные мужчины. Думаю, Джон Майерс на моем месте возгордился бы.
– Нет. Я любила его. Мы собирались пожениться.
Останавливаться было нельзя, поэтому я снова выпалил:
– Кейси когда-нибудь здесь жил?
– Нет. Он жил в другом месте.
– Он жил в Сан-Хосе?
– Он жил еще где-то.
– Он жил в этом городе?
Глэдис, казалось, растерялась.
Розалинда повернулась ко мне.
– Он мог жить где-то неподалеку. Мне кажется, что «здесь» означает «в этом доме».