— Вижу, теперь для вас что-то прояснилось, — заметил Наполеон, прервав ее размышления. — Может быть, вы поделитесь этим с нами?
Мирей поджала губы и уставилась на пламя свечи. Брат и сестра Буонапарте были предельно искренни с ней, в то время как сама она не сказала о себе ни слова. Чтобы выиграть игру, в которую играла Мирей, ей нужны были союзники. Если она расскажет только часть из того, что знает, не сильно отступив от истины, ничего дурного не случится.
— В тайниках Монглана действительно хранилось сокровище, — наконец сказала она. — Я знаю, потому что своими собственными руками помогала вынести его.
Брат и сестра переглянулись.
— Это сокровище имеет огромную ценность, однако таит и великую угрозу, — продолжала Мирей. — Его доставили в Монглан более тысячи лет назад восемь мавров родом из Северной Африки, о которой вы только что упомянули. Я решила отправиться в те края, чтобы выяснить, какую тайну скрывает сокровище Монглана…
— Тогда вы должны поехать с нами на Корсику! — воскликнула Элиза, подавшись вперед от возбуждения. — Наш остров лежит как раз на полпути к цели вашего путешествия. Мы обещаем вам защиту моего брата до той поры, пока мы не доберемся на нашу родину, и убежище, которое предоставит вам наша семья по прибытии.
Заманчивое предложение, подумала Мирей. К тому же у нее были свои причины принять его. Хотя формально Корсика являлась территорией Франции, этот остров все же лежал очень далеко от Парижа и головорезов Марата, которые в эти самые минуты, должно быть, разыскивали Мирей по всему городу.
Но не только здравый смысл подталкивал ее отправиться на Корсику. Глядя на оплывающую свечу, Мирей чувствовала, как в ней вновь разгорается темное пламя. Она вспоминала, как они с Талейраном сидели на смятых простынях и он держал в руках фигуру коня из шахмат Монглана. Шепот Мориса отчетливо раздавался в ее ушах: «И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч»
— И имя тому мечу было Месть, — вслух произнесла Мирей.
— Меч? — спросил Наполеон. — Какой меч?
— Красный меч возмездия, — ответила она.
Когда за окном рассвело, перед своим мысленным взором девушка вновь увидела те буквы, которые каждый день в детстве видела на портале аббатства Монглан:
Проклят будь тот, кто сровняет стены с землей
Короля сдержит рука одного Господа
— Возможно, мы извлекли из стен аббатства Монглан не только древнее сокровище, — мягко сказала она.
Несмотря на ночную жару, Мирей почувствовала, как в сердце прокрался холод, словно кто-то коснулся его ледяными пальцами.
— Возможно, — проговорила она, — мы извлекли с ним и древнее проклятие.
Корсика, октябрь 1792 года
Остров Корсика, как и Крит, поэты воспевают как «драгоценный камень, покоящийся среди темных, как вино, морских вод». Даже сейчас, на пороге зимы, в тридцати километрах от его берегов чувствовался сильный аромат шалфея, ракитника, розмарина, фенхеля, лаванды и терна, которые в изобилии росли по всему острову.
С палубы крошечного суденышка, покачивающегося на низкой волне, Мирей видела густую дымку, окутывавшую высокие скалистые горы. По склонам гор вились ненадежные и опасные, продуваемые всеми ветрами дороги, тонкое кружево водопадов низвергалось с отвесных утесов и разбивалось о камни облаком брызг. Туман был таким густым и плотным, что трудно было разглядеть, где кончается море и начинается суша.
Кутаясь в плотный шерстяной плащ, Мирей вдыхала бодрящий морской воздух и смотрела на остров, вздымающийся впереди. Она была больна, серьезно больна, и вовсе не качка была причиной ее недомогания. Жестокая тошнота мучила ее с самого отъезда из Лиона.
Элиза стояла рядом с ней на палубе и держала за руку. Вокруг суетились матросы — капитан приказал убирать паруса. Наполеоне спустился вниз, чтобы собрать их скудные пожитки.
Возможно, все дело в лионской воде, думала Мирей, а может, сказывалось утомительное путешествие по долине Роны, где враждующие армии сходились в сражениях за Савойю, принадлежавшую королевству Сардиния. Недалеко от Живора Наполеоне продал лошадь Мирей пятому армейскому полку. В сражениях офицеры теряли больше лошадей, чем людей, и за коня удалось выручить сумму, которой с лихвой хватило на путешествие и кое-что еще осталось.
Но чем дальше они продвигались, тем больше терзал Мирей неведомый недуг. Малышка Элиза, на лице которой читалась тревога и сострадание, кормила «мадемуазель» супом и прикладывала ей к голове холодные компрессы. Но суп не задерживался в желудке Мирей надолго, и сама «мадемуазель» начала серьезно тревожиться задолго до того, как их корабль отплыл из Тулона, чтобы преодолеть бурные морские воды, направляясь к берегам Корсики. Когда она разглядывала свое отражение в выпуклом стекле, она видела бледную, болезненную девушку. И хотя искаженное отражение казалось округлым и пухленьким, Мирей знала, что похудела на пять килограммов. Она старалась как можно больше находиться на палубе, но даже холодный просоленный морской ветер не мог вернуть ей ощущение бурлящей жизненной силы, которое Мирей всегда принимала как само собой разумеющееся.
Теперь, когда они с Элизой стояли на палубе, крепко держась за руки, Мирей потрясла головой, пытаясь вернуть себе ясность мысли и подавить волну тошноты. Она не могла позволить себе быть слабой.
И, будто небеса услышали ее молитвы, густая дымка немного поднялась, солнечные лучи пробились сквозь облака и заиграли на волнах. Пятна света, словно золотые ступени, вели к порту Аяччо.
Едва суденышко приблизилось к каменному молу, Наполеоне уже был на палубе. Ни теряя ни минуты, он спрыгнул на берег и помог матросам пришвартовать корабль. В порту Аяччо кипела жизнь. За пределами бухты стояло на рейде множество военных судов. Под изумленными взглядами Мирей и Элизы французские матросы карабкались по вантам и суетились на палубах.
Французское правительство приказало корсиканцам атаковать соседний остров, Сардинию. Пока вещи путешественников выносили на берег, Мирей слышала, как французские военные и солдаты из корсиканской национальной гвардии рьяно спорили насчет того, насколько разумно это решение. Впрочем, нападения на Сардинию все равно было не избежать. Стоя на палубе, Мирей услышала крик на причале: Наполеоне, расталкивая толпу, ринулся к маленькой стройной женщине, державшей за руки двоих маленьких детишек. Буонапарте заключил женщину в объятия, и Мирей бросились в глаза блеск рыжевато-каштановых волос и белоснежные кисти рук, которые, словно пара голубей, взмыли в воздух и опустились на плечи Наполеоне. Детишки, оказавшись на свободе, принялись подпрыгивать вокруг матери и сына.
— Наша матушка, Летиция, — прошептала Элиза, с улыбкой глядя на Мирей. — А рядом — моя сестричка Мария Каролина, которой десять лет, и Гийом. Он был совсем крохой, когда я уехала в Сен-Сир. Но любимчиком нашей матушки всегда был Наполеоне. Пойдем, я представлю вас.