Девушки начали спускаться по трапу вниз, туда, где толпился народ.
Летиция Ромалино Буонапарте была миниатюрной женщиной, стройной как тростинка. Однако при всем этом в ней чувствовалась внутренняя сила и основательность. Летиция заметила Мирей и Элизу издалека. Ее светлые глаза были прозрачны, как голубые льдинки, лицо — безмятежно, как гладь лесного озера. Она была сама невозмутимость и спокойствие. Ощущение властности, исходящее от нее, было так сильно, что даже безумствующая портовая толпа, казалось, присмирела. Мирей почудилось, что они с этой женщиной уже встречались.
— Дорогая матушка, — сказала Элиза, обнимая мать. — Позволь представить тебе нашу новую знакомую. Она от мадам де Рок, аббатисы Монглана.
Летиция долго и пристально разглядывала Мирей, не говоря ни слова. Затем она протянула девушке руку.
— Да, — сказала она тихим голосом, — я вас ожидала.
— Ожидали меня? — удивилась Мирей.
— Вы привезли мне сообщение, ведь верно? Послание огромной важности…
— Да, дорогая матушка, мы привезли тебе послание! — вмешалась Элиза, дергая мать за рукав.
Летиция недовольно покосилась на дочь — та в свои пятнадцать лет уже переросла ее.
— Матушка, это я говорила с аббатисой в Сен-Сире, и она велела передать вам это…
И Элиза склонилась к уху матери.
Слова, которые она прошептала Летиции, совершили с этой невозмутимой женщиной удивительную метаморфозу. Лицо ее стало чернее тучи, губы задрожали, выдавая наплыв чувств, она шагнула назад и оперлась на плечо Наполеоне — похоже, ноги ее едва не подкосились.
— Матушка, что случилось? — воскликнул он, схватив ее за руку и с тревогой глядя ей в глаза.
— Мадам, — заторопилась Мирей. — Вы должны объяснить нам, какой смысл имеют для вас эти слова. От этого зависит, что я буду делать дальше… нет, вся моя жизнь зависит от этого. Я направляюсь в Алжир и решила остановиться здесь только потому, что счастливый случай свел меня с Элизой и Наполеоне. Возможно, это послание…
И тут на нее снова накатила дурнота. Летиция кинулась к Мирей, однако Наполеон успел первым и подхватил девушку
на руки, прежде чем она упала.
— Простите, — с трудом проговорила Мирей, на лбу ее выступил холодный пот. — Мне не по себе…
Летиция, казалось, была даже рада, что разговор о таинственном послании аббатисы пришлось отложить на потом. Она пощупала горячий лоб девушки, приложила пальцы к ее запястью, считая пульс. После этой процедуры Летиция принялась раздавать приказы с четкостью и властностью бывалого полководца. Наполеоне понес девушку к экипажу, который ждал их выше по улице, а прочим детям было велено поторапливаться следом. К тому времени, когда Мирей оказалась в повозке, Летиция достаточно пришла в себя, чтобы можно было вернуться к волнующей их обеих теме.
— Мадемуазель, — начала мадам Буонапарте и быстро огляделась, не подслушивают ли их. — Хотя я и ожидала чего-то подобного в течение тридцати лет, но оказалась неподготовленной к этому известию. Я сказала детям неправду ради их же безопасности. На самом деле я знала аббатису с тех самых пор, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Элизе. Моя мать была ее ближайшей подругой. Я отвечу на все ваши вопросы, но сначала мы должны связаться с мадам де Рок, чтобы я могла знать, как вы вписываетесь в ее планы.
— Я не могу ждать так долго! — воскликнула Мирей. — Я должна отправиться в Алжир.
— Я вам этого не позволю, — отрезала Летиция.
Взяв в руки вожжи, она сделала детям знак садиться в повозку.
— Вы не вполне здоровы для путешествия. Если вы все же попытаетесь отправиться в путь, то подвергнете большой опасности и себя, и других. Вы не понимаете сути игры, в которую играете, и еще меньше вы знаете о ставках в ней.
— Я пришла из Монглана, — выпрямившись, заявила Мирей. — Я видела фигуры собственными глазами, касалась их.
Летиция смерила ее суровым взглядом. Наполеоне с Элизой как раз помогали маленькому Гийому забраться в повозку и явно заинтересовались словами девушки. Ведь раньше они не знали, что представляет собой сокровище.
— Вы ничего не понимаете! — в ярости воскликнула Летиция. — Элисса из Карфагена тоже не вняла предостережениям. Она умерла в огне, сгорела на погребальном костре, словно птица Феникс, от которой якобы произошли финикийцы.
— Но, матушка! — воскликнула Элиза, помогая Марии Каролине устроиться в повозке. — История утверждает, что она сама бросилась в погребальный костер, когда узнала, что Эней покинул ее.
— Возможно, — загадочно ответила Летиция, — а возможно, существовала другая причина.
— Феникс! — прошептала Мирей, почти не замечая, как Элиза и Каролина втиснулись на сиденье рядом с ней.
Наполеоне присоединился к матери на козлах.
— Возродилась ли потом королева Элисса из пепла, подобно птице Феникс? — спросила Мирей.
— Нет! — пробормотала Элиза. — Ее тень видел в царстве Гадеса сам Эней.
Летиция продолжала неотрывно смотреть на Мирей, словно оцепенев в глубокой задумчивости. Наконец она заговорила, и слова ее заставили девушку похолодеть от ужаса:
— Она возродилась теперь — как фигуры шахмат Монглана. Трепещите, смертные, ибо близок конец, о котором говорилось в пророчестве.
Отвернувшись, она щелкнула поводьями, и повозка покатила по дороге. Никто не произнес ни слова.
Белый двухэтажный дом Летиции Буонапарте стоял на высоком холме над Аяччо. Перед входом росли две маслины. Несмотря на густой туман, пчелы все еще трудились над поздними цветками розмарина, которым была увита дверь.
Во время поездки все молчали. Повозку разгрузили, и маленькой Марии Каролине велели остаться с Мирей, пока остальные готовили ужин. Дорожный наряд Мирей состоял из старой рубашки Куртье, которая была ей велика, и юбки Элизы, которая была ей тесна. Волосы девушки были покрыты пылью, кожа стала липкой от болезненной испарины. Мирей почувствовала огромное облегчение, когда десятилетняя Каролина появилась в комнате с двумя медными кувшинами горячей воды для ванны.
Вымывшись и переодевшись в плотную шерстяную одежду, которую для нее нашли в доме, Мирей почувствовала себя лучше. На столе появились местные деликатесы: бруччо — козий сыр, лепешки из муки грубого помола, хлебцы из каштанов, варенье из дикой вишни, шалфейный мед. Еще были кальмары и осьминоги, которых хозяева наловили сами, и дикий кролик в соусе, приготовленном по собственному рецепту Летиции. В качестве гарнира к мясу подали картофель — он лишь недавно появился на Корсике.
После обеда младших детей отправили спать. Летиция налила в чашечки яблочного бренди, и все четверо устроились рядом с жаровней, в которой еще горели угли.
— Прежде всего я хочу извиниться за мою вспышку, мадемуазель, — начала Летиция. — Дети рассказали мне, как храбро вы вели себя во время террора в Париже, когда ночью в одиночку покинули город. Я попросила Элизу и Наполеоне послушать, что я расскажу вам. Хочу, чтобы они знали, чего я жду от них. Что бы нам ни принесло будущее, я надеюсь, что мои дети послужат и вашей цели, и своей собственной.