В конце концов пьяница задолжала всем и окончательно опустилась. Несколько раз Майя делала попытку подняться и даже вывешивала у магазина и на станции объявление «Сдается дача, недорого». Но люди, хотевшие спокойного отдыха, мигом убегали прочь, увидев хозяйку. Никто даже не заглянул в летний домик, кстати, достаточно приличный. Сама Майя туда не ходила.
Не так давно к ней заявилась соседка Мария Ивановна, жена дальнобойщика Игоря, и сказала:
– Помнишь, сколько ты мне должна?
– Отдам, – пообещала Майя.
– С каких шишей? – засмеялась Мария Ивановна.
– Заработаю и верну, – буркнула пьяница.
– Мало надежды, – соседка трезво оценила свои шансы на получение денег. – Но ты можешь отработать долг.
– Плохо себя чувствую, голова болит, – закряхтела Майя.
– Особых усилий не понадобится, – сказала Мария Ивановна. – Я сдала свою пристройку на лето хорошим людям, они бабушку к нам привезли. Оплатили и дом, и еду, и уход. Да только мне на голову свалилась Лариса, бывшая невестка, с внуком. Вон их никак не выгнать, а в одном доме жить не можем, вторая жена Кости первую на дух не переносит. Вот я и придумала: ты пустишь бабку в летний домик, а мы тебе долг простим.
– Больно жирно получается! – возмутилась Майя. – Мне, значит, за старухой следить? И на какие шиши я ее кормить буду?
– Только жилье предоставишь, – успокоила пьяницу Мария Ивановна, – остальное наша забота.
– Тогда ладно, – согласилась Майя.
Костик, сын соседки, привел домик в порядок, притащил туда мебель, повесил занавески, наладил телеантенну. Пелагея Андреевна оказалась вполне милой старушкой, и Майя живо поняла свою выгоду. Один раз она предложила Суворовой погулять по деревне, подвела ее к магазину, посадила во дворе и, зайдя в сельпо, сказала продавщице Кате:
– Отпусти консервов в долг, у меня дом сняли, вон москвичка на лавке кукует. Она со мной через пару дней расплатится, я тебе деньги принесу.
Екатерина, несмотря на то что хорошо знала Майю, поверила пьянице. А та разжилась у местной самогонщицы бутылкой первача и ушла в загул.
Как долго длился запой, Майя сказать не могла, календаря у нее нет, на работу она не ходит, поэтому способна определить лишь время года – лето. Очнувшись, Майя стала искать денег на опохмел и первым делом отправилась к Пелагее Андреевне, но той на месте не оказалось...
– Ушла, – бормотала сейчас Майя, – и собаку свою придурковатую бросила. Никак не уходит! Вчерась я швырнула в нее топор, да не попала. Хотела прибить суку – не получилось.
– Пелагея Андреевна пропала, оставив пса? – уточнила я.
– Ага, – кивнула Майя, – мне самой жрать нечего, а тут эта дрянь. Имя у нее дурацкое – Плюшка. Тьфу! Зачем пса заводить, да еще такого? Один расход. Слушай, может, поймаешь уродину?
– Зачем? – бдительно спросила я. – И потом, Плюшка никуда не убегает. Я только что ее гладила.
– Это она тебе далась, а от меня бежит, – возмутилась Майя. – Поймай, а? Я ее в ведре утоплю. Ходит по двору как у себя дома... Не люблю собак! Одни блохи от них!
Я прижала руки к груди. Много лет назад мой папа сказал маме, оперной певице:
– Солнышко, ребенка надо отвести в спортивную секцию самбо.
– Ты с ума сошел, Андрей! – возмутилась мамуля. – Еще предложи малышку в бокс отдать! У нас девочка, ты не забыл?
– Женщина должна владеть навыками рукопашного боя, – не успокаивался отец, – чтобы постоять за себя.
– Отвратительно, – заявила мама, и меня отправили в музыкальную школу.
Став взрослой, я много раз жалела, что в школьные годы не научилась кулачному бою и не умею делать бросок через бедро. Иногда очень хочется в качестве решающего аргумента долбануть собеседника по носу. Но, к сожалению, физической силой я не обладаю, поэтому приходится сдерживаться. Хотя сейчас желание сунуть Майю головой в то самое ведро с водой, в котором она собирается утопить несчастную Плюшку, всецело завладело мною. Кстати, брошенная собака обладает ярко выраженными экстрасенсорными способностями – едва Майя показалась во дворе, Плюшка словно растворилась в воздухе. Подавив гнев, я велела пьянице:
– Покажите мне летний домик.
– Деньги! – потребовала алкоголичка.
Получив тысячу рублей, хозяйка отвела меня к сарайчику, который внутри оказался вполне пригодным для обитания. На небольшой застекленной веранде стояли стол, накрытый потертой клеенкой, софа, двухконфорочная плита и длинная скамейка с тремя ведрами. Далее шла примерно десятиметровая комната, узкая, как пенал. В ней имелись кровать, тумбочка, стол с телевизором и кресло.
– А где вещи Пелагеи? – спросила я у Майи.
– Не знаю, – ответила та. – Вон календарь висит.
Я посмотрела на стену. Там, на гвоздике, болталось яркое издание, некоторые цифры были обведены кружками, рядом чернели какие-то надписи. Пелагея Андреевна, похоже, очень любила собак, она купила календарь, украшенный фотографиями щенков. Старушка не отрывала листы, она их просто переворачивала.
– Возьму численник, – сурово сказала я.
– Он денег стоит, – не упустила шанса заработать Майя.
– Верно, но не вы его покупали.
– Вернется бабка, потребует свое имущество, что ей скажу?
Пришлось достать еще одну купюру. Я помахала перед носом Майи казначейским билетом и сказала:
– Отведите меня к Марии Ивановне, тогда получите гонорар.
– Ее избу отсюда видно, – Майя ткнула пальцем в окно, – далеко ходить не надо!
Я сняла со стены календарь, свернула его трубочкой и двинулась через заросший лопухами и крапивой огород в соседний дом.
Мария Ивановна откровенно испугалась, увидев гостью. Она проводила меня в парадную комнату, нервно пригладила волосы и забубнила:
– Ничего плохого мы не сделали... бабушка не наша, не родная...
Я положила руки на стол, застеленный накрахмаленной до хруста скатертью, и завела проникновенную речь:
– Уважаемая Мария Ивановна, как я уже говорила, я являюсь представителем клиники Сейфуллина. У Суворовой инсульт, она не способна к общению, нам необходимо найти ее родственников.