Через два часа все в доме более или менее успокоились, чему способствовала нехитрая, но эффективная помощь бывшей кухарки, за которой послала Бесс. Джин уснула, приняв снотворное, которое дал ей врач, прибывший из Элликот-Сити. За всей этой суетой Лью впервые по-настоящему задумался о смерти Аманды лишь перед отходом ко сну и несколько мгновений опасно балансировал на грани нервного срыва. Она покинула этот мир, его вторая, нет, его третья любовь пала в поединке со смертью. Он подумал о плачущем дождевыми каплями саде, о внезапно затихшей природе под теперь уже чистым ночным небом. Не будь Лью так измотан, он бы вновь оделся и прошел через густые заросли папоротника, чтобы издали еще раз — теперь более беспристрастно — взглянуть на этот дом и его обитателей: на сломленную старость и на молодость, постепенно ломающуюся и стареющую вместе с ней либо стремящуюся забыться в беспутстве большого мира. Продолжая эту воображаемую ночную прогулку, он добрался до дерева, проломившего крышу пристройки, и мысленно задержался там, в темной тени, пытаясь собрать из кусочков цельную картину своих представлений о Гюнтерах.
— Это деградация, — заключил он. — Попытки цепляться за прошлое ведут к деградации. Я тогда был неправ. Кто-то из нас идет вперед, а эти люди со своим старьем — просто балласт, затрудняющий движение. Я с радостью покину этот дом, чтобы завтра вернуться к чему-то живому, новому и свежему у себя на Уолл-стрит.
Среди ночи он проснулся лишь однажды, разбуженный громким брюзжанием старика по поводу двадцати долларов, которые он занял у кого-то в 1892 году. Затем он расслышал голос Бесс, успокаивавшей отца, а чуть погодя, уже вновь засыпая, — и голос старой негритянки, перекрывший два первых.
По делам Лью часто приходилось бывать в Балтиморе, но со временем этот город перестал вызывать у него ассоциации с Гюнтерами. Он периодически вспоминал о них, но ни разу не посетил старый дом со дня смерти Аманды. К 1933 году роль, которую это семейство сыграло в его жизни, казалась давней и малосущественной — исключая тот факт, что они помогли ему сформировать собственный взгляд на жизнь, — и он мог спокойно проезжать по Фредерик-роуд вглубь округа Кэрролл, не тревожимый чувством узнавания. Но в этот раз, повинуясь какому-то неясному импульсу, он остановил машину.
Стояла поздняя осень; через дорогу перед ним пробежал кролик, по толстой изогнутой ветке ближайшего дерева скакала белка. Дом Гюнтеров находился в пяти минутах езды от ближайшего перекрестка — всего через полчаса он сможет их повидать и полностью удовлетворить свое любопытство; однако он колебался. Когда-то он уже попытался вернуться в прошлое, и об этой попытке ему до сих пор было больно вспоминать. Еще недавно он промчался бы мимо с ощущением, что сбросил лишний балласт; но с некоторых пор он начал понимать, что жизнь не всегда является движением вперед, к новым горизонтам. Гюнтеры стали частью его самого; он никогда не смог бы с нынешними друзьями заново пережить то, что пережил вместе с Гюнтерами. И если воспоминания о них постепенно отмирали, вместе с ними отмирало и нечто в его душе.
Белка на ветвях, колыхание листвы под ветерком, отдаленный петушиный крик, чуть заметное скольжение солнечных пятен — все это погружало его в ностальгический транс, и он откинулся на кожаную спинку сиденья, позволив себе не думать ни о каких проблемах. Так прошло минут десять, пока из-за поворота дороги не донеслось цоканье копыт. Вскоре показалась и лошадь со всадницей в бриджах — и Лью, подавшись к ветровому стеклу, узнал Бесс Гюнтер.
Он выбрался из машины. Лошадь привстала на дыбы, когда Бесс, в свою очередь, узнала Лью и резко натянула поводья.
— Кого я вижу — мистер Лаури!.. Кто бы мог подумать!.. Откуда вы едете? Что, машина сломалась?
У нее было прелестное — и печальное — лицо, но выражение этого лица показалось Лью более юным, чем прежде, словно Бесс наконец-то избавилась от гнетущей ответственности, так старившей ее четыре года назад.
— Я вспоминал обо всех вас, — сказал он. — Собирался нанести визит.
Заметив, что она как будто встревожилась, он рассмеялся и поспешил добавить:
— Просто проведать, не набиваясь в нахлебники. Я в деньгах не нуждаюсь — увы, в наше время визитерам приходится предупреждать об этом заранее.
Она также рассмеялась:
— Я всего-навсего прикидывала, где тебя разместить, — у нас в доме сейчас полно народу.
— Собственно, я направляюсь в Балтимор. Может, слезешь с коня-качалки, и мы немного поболтаем, сидя в машине?
Она привязала лошадь к дереву и пристроилась на соседнем сиденье.
Ранее он и не подозревал, что такой тип сияющей юной красоты может сохраняться далеко за двадцать, — только когда она не улыбалась, три тоненькие задумчивые морщинки на лбу напоминали ему, что она всегда была очень серьезной девушкой. Тотчас же в его памяти всплыл образ Аманды при их встрече одним августовским вечером, и, глядя сейчас на Бесс, он узнал в ней все, что помнил о тогдашней Аманде.
— Как твой отец?
— Папа умер в прошлом году. Перед тем он целый год не вставал с постели. — Голос ее звучал без напряжения, как говорят что-то, уже многократно повторенное. — Так что оно, пожалуй, и к лучшему.
— Сочувствую. А как поживает Джин? Где она сейчас?
— Джин вышла замуж за китайца — в смысле, за человека, живущего в Китае. Я его никогда не видела.
— Значит, ты живешь одна?
— Нет, здесь еще моя тетя. — Она помедлила, прежде чем продолжить: — Кстати, у меня на следующей неделе свадьба.
И вновь, как много лет назад, он испытал необъяснимое ощущение утраты.
— Поздравляю! И кто этот несчастный…
— Он из Филадельфии. Все наши гости сегодня отправились на ипподром, и только я осталась, чтобы в последний раз прокатиться на Джунипер.
— Ты будешь жить в Филадельфии?
— Еще не уверена. Мы подумываем о том, чтобы снести дом и построить на этом месте что-то современное. Впрочем, можно попробовать перестроить старый, не снося его полностью.
— Оно того стоит?
— Почему бы и нет? — быстро сказала она. — Архитекторы считают, что часть его можно использовать.
— Ты ведь любишь этот дом, правда?
Бесс помолчала.
— Скажем так, он не очень-то вяжется с моими представлениями о современном жилище, но я всегда была «домашней девчонкой». — Последние слова она произнесла насмешливо. — Я не пользовалась большим успехом у балтиморских кавалеров — была, так сказать, семейным недоразумением. И не крутила романы налево-направо, как Аманда и Джин.
— Может, ты просто этого не хотела.
— Я думала, что хочу, когда была совсем юной.
Кобыла нетерпеливо заржала, и Бесс начала вылезать из кабины.
— Вот, Лью Лаури, ты и узнал историю последней из сестер Гюнтер. Ты ведь всегда был к нам неравнодушен, верно?