Музыкальная шкатулка Анны Монс | Страница: 26

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Нет. Луиза Арнольдовна, я не шантажист. Более того, мне малоинтересны ваши деньги, у меня и своих хватает.

— По вам не скажешь. Выглядите, как… — она все-таки взяла себя в руки. — Извините, я слушаю вас.

— Возможно, вы слышали о «Сафине плюс»?

Вежливый кивок.

— Алексей Петрович — замечательный человек. Очень тонкий. Понимающий. Погодите… — В недогадливости Луизу Арнольдовну никак нельзя было обвинить. — Кажется, я о вас слышала. Извините, но вы совсем на отца не похожи.

Это Игнату уже говорили. Но взгляд его собеседницы немного потеплел.

— Это меняет дело, — куда более дружелюбным тоном произнесла она. — Я даже начинаю жалеть, что вы не свататься явились. Виолетта — милая девочка. Красивая. Хорошо воспитанная. И наследством обладает немалым. Подумайте.

Ну уж нет, только двадцатилетних наследниц Игнату для полного счастья и не хватало!

— Спасибо, я обязательно подумаю. Но меня действительно интересует ваш первый зять. И та история со шкатулкой. Поверьте, вопрос серьезный, иначе я не стал бы вас беспокоить.

Луиза Арнольдовна отвела взгляд. Она молчала, раздумывая: стоит ли начинать беседу или же приличнее будет уйти? Игнат ей не мешал.

Подали обед, который прошел в торжественном молчании.

— Вы правы, мне крайне неприятно говорить об этом, — Луиза Арнольдовна все же решилась. — Надеюсь, все, сказанное мною, останется между нами? Не поймите меня превратно, но мне глубоко симпатичен ваш отец. И я помогаю не столько вам, сколько ему.

— Он сейчас в Швейцарии. Проблемы с сердцем.

— Печально. Все-таки от времени не уйти, — это было сказано вполне искренне, и, пожалуй, на какой-то миг Игнат увидел перед собою совсем другую женщину: более мягкую, человечную, такую, которая исчезла под гнетом обстоятельств. — А история некрасивая… у меня нет привычки присваивать чужие вещи. Я не воровка. Если бы мне понадобилась эта шкатулка, я бы ее купила.

— Вы пытались?

— Не купить — откупиться, чтобы он прекратил поливать мою семью грязью. Но этот… человек отказал мне, уверяя, что шкатулка — Светочкино наследство. Будто этой девице есть дело до сохранения исторического прошлого ее рода! Она думает исключительно о деньгах. На редкость меркантильная особа… вся в отца.

А вот это что-то новое!

— Поверьте, я знаю, о чем говорю, — печально улыбнулась Луиза Арнольдовна. — Но мне следует начать с самого начала.


…Известие о скоропалительном браке ее единственной дочери Луизу Арнольдовну отнюдь не обрадовало. Наверное, поэтому Оленька и скрывалась. Она хорошо изучила мамин характер, главной чертой которого была властность. Увы, Луиза, пусть и отдавая себе в этом отчет, никак не могла справиться с этим своим маленьким недостатком. Она пыталась вполне искренне, прикладывала немалые усилия, но…

За ее спиной были годы кочевок, военных гарнизонов, мужниной службы, которая вытягивала из них обоих жилы, и вынужденной самостоятельности. Никто ничего никому не даст, если сама не возьмешь. И характер ее закалялся… и закалился.

Порою и супруг, дослужившийся до генерала, не смел спорить с дорогой женой, что уж о дочери говорить? Оленька росла тихой милой девочкой. И маму слушалась… до того дня, когда вдруг однажды заявила, что она вышла замуж.

— Ты шутишь?! — Луиза имела на дочь иные планы.

— Нет, мама.

— И кто он?

Луиза уговаривала себя успокоиться. В конечном итоге свадьба ничего не значит, благо сейчас как женят, так и разводят быстро.

— Человек, которого я люблю!

Естественно, кто же еще… но на одной любви жизнь не построишь. Оленька же, решив, что терять ей нечего, заговорила. О да, она столько лет терпела мамин деспотичный характер, позволяя ей помыкать собою, но терпению ее пришел конец.

Она устала.

Носить то, что скажет мама. Общаться с людьми, мамой одобренными. Отказываться от друзей, которые нравятся самой Оленьке, но, по маминому мнению, дурно на нее влияющих. И уж тем более выходить замуж за того, кто маменькой же выбран.

О да, Оленька не слепая, она понимает, почему в дом зачастил этот мерзкий старикашка с сальным взглядом. И если он так уж маменьке нравится, то пусть она сама за него замуж и выходит!

Признаться, в первую минуту эскапада дочери выбила Луизу из равновесия. Выходит, что все это время Оленьке было плохо? И она страдала? Но она же еще маленькая и ничего не понимает в жизни! Да, Луиза не позволяла дочери носить вызывающую одежду или разрисовываться, как делают это малолетние дурочки, пытающиеся выглядеть взрослее. Институт выбрала — ей же виднее, какие у дочери способности! Общение ее ограничивала… так ведь все Оленькины друзья — весьма сомнительного свойства люди. Луиза не желала, чтобы ее дочь приучили к сигаретам, алкоголю и, упаси боже, наркотикам.

А что касается Степана, то… да, он проявляет к Оленьке интерес, который Луиза поощряет. Степан вовсе не стар, ему всего-то тридцать восемь. И квартиру имеет, и дачу, и магазин свой, который расширить планирует.

Спокойный состоявшийся мужчина. Чего еще желать-то?

Но уговоры на Оленьку не действовали.

А знакомство с ее супругом и вовсе подорвало Луизину веру в здравомыслие дочери. Избранник был неказист, нехорош собой, молод, конечно, и вызывающе беден. Он явился к ним в дом с тремя подмороженными гвоздичками, одна из которых сломалась, но была «починена» хорошо знакомым Луизе способом — две части стебля скрепили длинной иглой.

Говорил он, конечно, красиво… о любви, о том, что он потерял голову, едва лишь увидел Оленьку, о том, как не похожа она на других женщин. Но при виде Луизы он понял, почему… кое-что о самой Луизе понял…

Лесть его лилась медовыми реками, но Луиза была слишком опытна, чтобы обращать внимание на слова. Ее поразил цепкий хозяйский взгляд, которым этот ее новоиспеченный родственник осматривал квартиру, словно на себя ее примеряя.

Именно тогда Луиза и решила, что ноги его в ее доме не будет!

Оленька думает, что она взрослая и умная? Пусть докажет.

Конечно, это был очень жестокий урок, но если бы Оленька справилась, то Луиза не стала бы вмешиваться.

К уже состоявшейся свадьбе она подарила им букет цветов и поездку в Крым, здраво рассудив, что на все остальное пусть супруг лично зарабатывает.

Он же глядел на Луизу исподлобья, словно изучая ее, но держался вежливо, с почтением.

Правда, спустя месяц он объявился в квартире Луизы, на сей раз без цветов, зато с разговором, который лишь подтвердил ее первоначальные опасения.

— Добрый день, Луиза Арнольдовна, — сказал он, вцепившись в засаленные лацканы старого пиджака. — Я хотел бы поговорить с вами о вашей дочери.

— А что с ней? Надеюсь, Оленька счастлива?