— Он женился. Александр Самойлов, отбывавший срок за убийство Макара Ивановича Перевертня, вступил в законный брак с некой Викторией Павловной Олешиц…
— Самойлов?
— Естественно. Фамилия у него была отцовская. Это наш Виктор был Перевертень. А вот братец его — урожденный Самойлов. Кстати, брак заключен был на зоне…
Игнат смотрел на Ксюшу, словно от нее ожидая чего-то. Но чего?
— Ну же, неужели тебе ничего знакомым не показалось?
Показалось, но… быть того не может!
— Виктория Павловна. Замуж она вышла поздно и была старше супруга на пятнадцать лет. Родила дочку…
— Но она не Самойлова! И не Олешиц!
— Взяла фамилию матери, с ее-то профессией уголовные связи являются дурной рекомендацией.
Виктория Павловна… пожилая, назойливая, но уютная Виктория Павловна, которая жила одна, воспитала дочь и никак не могла примириться с тем, что девочка ее стала самостоятельной.
— Самойлов, кстати, на свободе прожил всего-то пару лет. Умер от туберкулеза.
— То есть… это Виктория Павловна?!
Нет, ну не увязывалось все это в Ксюшиной голове. Ошибка вышла! Или совпадение. Ведь бывают же подобные совпадения… Виктория Павловна — очень распространенное сочетание имени и фамилии. А все остальное — за уши притянуто.
— Не думаю, чтобы у Виктории Павловны хватило здоровья на подобные подвиги. А вот дочь ее — дело другое… ты ее видела когда-нибудь?
Ксюша честно попыталась припомнить. Ведь случались же всякие мероприятия, но появляться на них с семьей было как-то не принято. Да, все знали о том, что у Виктории Павловны дочь имеется, взрослая, но ужасно несамостоятельная.
— Скорее всего матушка рассказывала об отце сказки… а если девочка узнала, что папаша ее сидел, и — за убийство, может, сочинила красивую историю. Например, что он не виноват, что его подставили… и тут уж по-всякому сюжет повернуть можно. Жил-был мальчик, отец его умер, а мать и злой отчим в детский дом его отправили. И там мальчик страдал… и потом по жизни страдал. — Игнат говорил об этом с насмешкой, словно удивлялся, как разумная женщина в подобный бред поверит? — И настрадавшись, пошел маменьку проведать. А там и узнал, что маменька умерла, а злой отчим его наследство зажилил. Или, к примеру, не просто так маменька умерла, а от регулярных побоев. Не смотри на меня так, рыжая! Зэки умеют истории сочинять… Не удивлюсь, если наша Виктория Павловна в эти сказки верила — искренне. Она — добрая женщина, таких грех не использовать. Ну а дальше — все просто… романтическая история в подобном пересказе обрастает душещипательными подробностями. И в какой-то момент в голове наследницы возникает закономерная мысль: а не пора ли восстановить справедливость?
Игнат поднял кофейную чашку, крохотную в массивной его ладони, и принюхался.
— У многих фантазии так фантазиями остаются, но девочка не из таких… полагаю, она нашла Перевертня, а через него и на Ольгу вышла.
— Зачем?
— Затем, что именно ей досталась шкатулка…
Все получалось гладко, но… Ксюшу не оставляли сомнения:
— А откуда она про шкатулку узнала? Ее отец ведь понятия не имел, какое наследство ему полагалось…
И, значит, Игнат ошибается, дочь Вероники Павловны не имеет никакого отношения к этому делу. Она вообще — слабенькая и несамостоятельная…
Эту мысль Ксюша и озвучила.
— А ты уверена? — Игнат к кофе не притронулся.
— В чем?
— В том, что слабенькая и несамостоятельная? Ты же ее не видела, значит, представления не имеешь о том, какова она на самом деле… Кстати, исправить это не так уж и сложно. Завтра с утра и займемся.
Он проговорил это так, словно уже все решил, и плевать, что у Ксюши на это утро совсем другие планы могли иметься. Нет, их, конечно, не было, но все же…
— В подсобку лезть не надо, — предупредил Игнат. — Ею другие люди займутся.
Звонок раздался в полшестого утра. Ксюша не услышала бы его, если бы не Хайд. Он подошел к кровати и толкнул Ксюшу влажным носом.
— Отстань.
Отставать Хайд не умел и, захватив край одеяла в зубы, потянул его.
— Ну что опять?
Тогда-то она и услышала дребезжание телефона. А заодно — и время увидела… полшестого.
— Алло? — Ксюша почесала Хайда за ухом и зевок подавила. Зевать в трубку — это крайне неприлично.
— Ксюшенька? Ксюшенька, это ведь ты, девочка?
— Я.
— Это Виктория Павловна…
Хайд вздохнул, когда из-под кровати выбралось лысоватое дрожащее существо, лишь по недоразумению числившееся собакой.
— Ксюшенька, солнышко, ты одна?
— Одна, — сказала Ксюша и, наклонившись, подняла псинку. Та благодарно свернулась на кровати, поджав тонкие лапки под тельце.
Почему-то ей стало грустно.
Ксюше не хотелось верить, что человек, с которым Ксюша была знакома несколько лет, вдруг оказался совсем не таким, каким ей представлялось. И ладно бы Стас, о мертвых плохо не говорят, но Виктория Павловна… она пекла пирожки и делала запеканку из тыквы по особому рецепту, который хранила в тайне, хотя особо никто и не пытался его выведать. И запеканка была сладкой, даже приторной, но все хвалили, не желая огорчать милейшую Викторию Павловну.
И сочувствовали, что дочь у нее такая… неудачненькая, ни на что сама не способна…
— Что-то случилось? — Ксюша села, Хайд пристроил голову на ее коленях. Нет, он не ревновал к мелкой чужой псине, скорее уж воспользовался удобным моментом.
— Случилось… не могу говорить, это со Стасиком связано… и еще с тем его делом… неприятная, грязная история.
Это Ксюша уже успела понять.
— Моя девочка… я только сегодня узнала… она не виновата! Но подумают на нее!
Виктория Павловна громко и часто дышала.
— Давайте по порядку, — предложила Ксюша.
— Приезжай! Я… я в конторе… приезжай, и я все тебе расскажу.
В трубке послышались короткие гудки, и Ксюша, поднявшись с постели, спросила:
— Она меня совсем за идиотку держит?
Хайд, естественно, не ответил.
Будить Игната в такую рань было несколько неудобно, но Ксюша здраво рассудила, что не следует игнорировать этот звонок, равно как и отправляться на встречу в гордом одиночестве.
Она вежливо постучала в дверь, а когда ответа не последовало, решилась войти.
— Утро доброе, — громко сказала Ксюша, а Хайд, громко цокая когтями, просто подошел к кровати и прикусил Игната за пятку.
— Извините, — Ксюше было жуть как неудобно, а еще — смешно, потому что пятка спряталась под одеялом, а Хайд одеяло попытался стянуть. — Я понимаю, что сейчас очень рано, но мне позвонила Виктория Павловна и попросила приехать.