— Вот и я о том же. Надо было с самого начала позвонить в полицию. — И Педерсон обратился ко мне: — Тебя это тоже касается.
Он сел в кресло, открыл блокнот на чистой странице, извлек из нагрудного кармана карандаш и спросил:
— Итак, вы передали похитителям двести пятьдесят тысяч долларов. Я вас правильно понял?
— Да, все так.
— Вы не могли бы удовлетворить мое любопытство, — продолжал инспектор, — и объяснить, как вам в столь сжатые сроки удалось получить деньги? Сегодня только понедельник, а вчера банк был закрыт.
— Сожалею, но нет. Финансовые дела мисс Дауни вас не касаются.
Однако Педерсона не так-то легко было поколебать.
— Меня ее капиталы ни в малой степени не интересуют, я просто пытаюсь выяснить, как ей удалось получить такую сумму столь скоро. Деньги, как я понимаю, были переведены из Лондона?
— Да, — ответила Зой. — И к вашему сведению, британская столица опережает нас на пять часов. Рано утром мы позвонили в лондонское отделение и обо всем договорились.
Педерсон подумал и спросил:
— А каким образом вы передали деньги?
— Таким образом, каким они потребовали.
Мой спутник поиграл желваками, но эмоций не выказал.
— И как же именно?
— Мисс Дауни ясно дала понять, что не одобряет вмешательства полиции.
— Очень жаль, — инспектор оказался тертым калачом, — но обойтись без него не удастся. Так как вы передали деньги?
Собеседница размотала ленту на одной руке, пошевелила пальцами и повертела кулаком. Потом сняла ленту с другой руки и проделала все то же самое. Не знаю, может, она пыталась нас напугать; до сих пор ей это неплохо удавалось. Зой села за журнальный столик прямо напротив меня и процедила:
— Господин Частин, если вы действительно хотите привлечь к нашему делу полицию, тогда нам не остается ничего другого, как разделиться и решать свои вопросы самостоятельно.
— Что вы хотите этим сказать? — не понял я.
— Мы будем общаться с похитителями только по поводу лорда Дауни и четко следовать их инструкциям. То есть передадим свою половину выкупа и будем ждать счастливого возвращения почтенного джентльмена. Нам никто не навязывал в нагрузку женщину.
— А с чего вы взяли, будто они согласятся? — поинтересовался я.
— Не принимайте меня за дуру, мистер Частин. На эту тему мы с ними уже пообщались.
Я беспомощно взглянул на инспектора. Теперь бы самое время приступить к активным действиям: заковать Зой Эпплквист в наручники и бросить эту непробиваемую сволочь в местную тюрягу. Вполне возможно, что здешняя КПЗ находится в том душном гараже, где держали труп Геннона, прежде чем отправить его в ледохранилище рыбной лавки. А еще лучше посадить ее на пару часиков в морозилку, где лежит покойник, — сразу отпадет охота выделываться.
— Они ведь звонили вам на сотовый? — спросил я. — Где он?
Зой отправилась на кухню и пришла с серебристой трубкой. Я протянул руку, но собеседница отдернула ладонь.
— Дайте-ка взглянуть, — попросил я.
Она смерила меня ледяным взглядом и протянула телефон на раскрытой ладони. Я схватил его и попробовал включить. Ничего не произошло. Тогда я нажал кнопку повторного набора номера — бесполезно. Аппарат не работал.
— Не выходит, — сказал я.
— Батарейка села. Хватило только на один разговор.
— И как они снова намерены с вами связаться?
— Нам сказали, что каждый раз мы будем находить новый телефон.
— А какой у звонившего был голос? — поинтересовался Педерсон.
— Что значит «какой»?
— С акцентом он говорил, без акцента? Как он вам показался?
— Никак. Никакого акцента, — ответила Зой. — По крайней мере я ничего особенного не заметила.
— Так, значит, теперь вы сами с ним разговаривали? — предположил я.
— Что?
— Вы утверждали, что в самый первый раз похититель не согласился общаться ни с кем, кроме Бирмы. А теперь разговаривал и с вами?
— Да. Я подошла к телефону, а потом передала трубку Бирме. Как и в прошлый раз. Подробности он обсуждал с ней.
— Она их записала? — спросил я.
— Ну конечно.
— Можно взглянуть?
— Бирма писала мелом на доске, — сказала Зой. — Мы все стерли.
— А вы не могли бы попросить ее начеркать заново?
— Я уже сказала: больная отдыхает, ее лучше не тревожить. Я передала вам содержание разговора. Неужели нельзя поверить на слово?
— Не надо так, — сказал я. — Нам всем несладко. Я только пытаюсь понять, что происходит.
Зой напыжилась, вскочила.
— Ну хорошо, — фыркнула она. — Сейчас схожу к больной и уговорю ее заново написать все в точности, что сказал тот человек. Однако потом я попросила бы вас уйти.
Пока спортсменка пропадала в комнате хозяйки, мы с Педерсоном молча сидели в гостиной и ждали. Минут через пять вернулась Зой и протянула мне вырванный из блокнота лист. Я сразу узнал руку Бирмы: тот же неуверенный почерк, что был и в прошлый раз.
Пока я читал, Педерсон заглядывал мне через плечо.
«Тот, кто позвонил, просил положить деньги в обычную белую наволочку. Объяснил, где ее оставить. Сказал, за нами будут наблюдать, а если Зой придет не одна, они убьют отца и мисс Пикеринг. В следующий раз бандиты позвонят и скажут, куда отнести оставшиеся семьсот пятьдесят тысяч. Подруга положила деньги в наволочку и отнесла туда, куда сказал тот человек. Похитители действуют слаженно».
Я сунул записку в карман, а Зой сказала:
— Когда вы предполагаете передать свою часть выкупа?
— Как только деньги будут готовы, сразу вам сообщу. Процесс запущен, я жду результатов — тут одного моего желания мало.
Зой кивнула.
— Могу себе представить, — сказала она. — Удачи.
Я встал. Педерсон поднялся.
— Вы, надеюсь, понимаете, мисс Эпплквист, что я жду любой новой информации.
Она не ответила. Молча прошла к двери и пожелала всего доброго.
На этот раз обошлось без прощальных объятий.
— Ну и что ты себе кумекаешь? — поинтересовался Педерсон.
Мы стояли и разговаривали возле белого универсала.
— Ах, что кумекаю?! Ну сейчас я все тебе выскажу! — завелся я. — Три часа протирал штаны, ждал, пока ты соблаговолишь заявиться, а в это время звонил похититель. Надо было плюнуть на все и самому туда наведаться.
Инспектор смолчал. Стояла полуденная жара, и он обмахивался блокнотом.