– Но вы не можете быть уверены, что они похитили Микки, – говорит Джо. – Прямых улик нет. – Неожиданное, спазматическое движение его руки бросается мне в глаза. – Это все равно может быть фальшивкой. Кирстен имела доступ к квартире Рэйчел. Она могла достать пряди волос Микки и сосчитать деньги в ее копилке. Если они похитили ее три года назад, то зачем ждать так долго, чтобы потребовать выкуп?
– Возможно, их целью был не выкуп – во всяком случае сначала. Сэр Дуглас Карлайл сказал, что пошел бы на многое, чтобы обеспечить безопасность внучки. Мы знаем, что он нанял Кирстен, чтобы та следила за Рэйчел. Он собирал улики для битвы в суде, но адвокаты сказали ему, что выиграть не удастся. Тогда он решил взять правосудие в свои руки.
– А полотенце Микки? Как оно попало на кладбище?
Моя мысль зависает в пустой, отчаянной паузе. Может, они подставили Говарда. Испачкали кровью Микки полотенце и подбросили его на кладбище. А полиция и присяжные довершили дело.
– Но у вас нет доказательств того, что Микки жива.
– Знаю.
Наклоняясь к огню, Джо спрашивает у пламени, а не у меня:
– Но зачем посылать требование о выкупе сейчас?
– Из жадности.
По крайней мере, этот мотив я могу понять. Джо может возиться со своими садистами и психопатами, а мне дайте какой-нибудь старомодный заурядный мотив, в который я в состоянии поверить.
– Кто стрелял? Кто желал их смерти?
– Тот, кто хотел заставить их замолчать или наказать их, – выдыхаю я, подаваясь вперед в кресле. – Это мог быть сэр Дуглас. Если он организовал похищение Микки, то, возможно, его шантажировали.
– А кто еще? Я знаю, вы не думаете, что это сэр Дуглас.
– Алексей.
– Вы сказали, что в ту ночь он ехал за вами с Рэйчел.
– Он ехал за своими бриллиантами.
Джо ждет моих объяснений. Я знаю, что он уже все понял, просто хочет, чтобы я изложил свои аргументы.
– Алексей ни за что не стал бы спокойно стоять и смотреть, как кто-то уходит с его двумя миллионами. Похитили они Микки или нет, жива она или нет, кто-то должен был заплатить. Посмотрите, что он сделал с собственным братом.
– Ваше убийство входило в его план?
– Нет. Никто не предполагал, что я окажусь на лодке. Никто не ждал, что за выкупом отправятся в канализацию.
– А как же нападение в больнице?
Это напоминание вызывает нечто вроде спазма у меня в горле.
– Не знаю. Я об этом пока не думал. Может, он боялся, что мне известны какие-то опасные для него факты, а может, думал, что в ту ночь я что-то видел…
Я пока не могу объяснить, как бриллианты оказались в моем бельевом шкафу. Я знаю, что они были в коробке из-под пиццы, и я видел свертки на борту «Шармэйн». Большинство фактов сходится, но полная картина событий все же не ясна.
Мне надо убедить полицию снова открыть дело. Это больше не касается Говарда Уэйвелла. Да, он должен сидеть в тюрьме, но не за это преступление. Алексей – вот настоящее чудовище.
Я вздрагиваю, просыпаясь, и мне хочется плакать от усталости. День только начался, но я не могу сказать, когда закончился предыдущий. Всю ночь я тонул в канализации и наблюдал за пляской красных точек по стене.
На кухне Джулиана приветствует меня ободряющей улыбкой:
– Как вы себя чувствуете?
Пять секунд моей жизни уходят на осмысление этого вопроса, и я решаю промолчать. Вместо ответа с благодарностью беру у нее из рук чашку кофе.
– Где девочки?
– Джо отвозит Чарли в школу. А Эмму взял прокатиться.
Ее светло-голубые глаза смотрят на меня спокойно, но все же почти укоризненно – так смотрит человек, нашедший разгадку счастья: семью. В алой юбке и светлом джемпере она выглядит прекрасно, впрочем, как всегда. Я представляю, как она босиком идет по пляжу в какой-нибудь жаркой стране, поддерживая ребенка на стройном бедре. Профессору очень повезло.
Открывается входная дверь, и появляется Джо с Эммой на руках, помахивая утренней почтой. Джулиана берет малышку, целует ее в носик, приглаживает кудряшки.
Джо разворачивает на столе газету.
– Здесь небольшая статья – пара абзацев о том, что в Темзе нашли тело.
– Еще слишком рано. Они только сегодня проведут вскрытие.
– Что вы собираетесь делать?
– Я должен убедить их продолжить расследование дела о стрельбе на лодке. Поедете со мной? Надо, чтобы меня кто-нибудь поддержал.
– Не думаю, что они меня послушают.
– Нам придется попробовать.
По пути в Нью-Скотленд-Ярд у меня начинают трястись руки. Возможно, Джо догадывается, что я испытываю: головная боль, судороги, постоянное бурчание в кишечнике. Но если он и узнает симптомы ломки, то, во всяком случае, не говорит ни слова.
Прибыв на место, мы вынуждены ждать, как любые рядовые граждане. Мой запрос о встрече с комиссаром передается через Департамент полицейских расследований, через различные бюрократические инстанции только для того, чтобы быть отвергнутым. Я прошу встречи с помощником комиссара. Запрос снова уходит наверх и проходит по тому же кругу, словно это никому не нужная мелочь. Наконец меня направляют к Кэмпбеллу Смиту.
Мы пересекаем город и проводим еще час в приемной полицейского участка Харроу-роуд. Джо убивает время, изучая фотографии на стенде «Разыскиваются», словно находится в Национальной портретной галерее. Дежурные, секретари и служащие нас игнорируют. А ведь месяц назад я был начальником в этом заведении. Я отдал ему свою жизнь.
Кэмпбелл все-таки соглашается нас принять. Джо хромает рядом со мной по блестящему полу, наши шаги гулко звучат, рождая эхо в замкнутом пространстве коридора, в дальнем конце которого расположился отдел происшествий, где за компьютерами сидят операторы в штатском. Щелканье клавиш похоже на стук капель дождя по пластмассе. Некоторые операторы разговаривают с сотрудниками, находящимися на месте происшествия, проверяя имена, адреса, автомобильные номера.
В отделе тяжких преступлений теперь новый начальник – инспектор Джон Мелдран. Заметив меня, он кричит:
– Эй, у нас тут раньше работал парень – вылитый ты. По-моему, он дал дуба.
– Но его еще не закопали! – ору я в ответ. – Поздравляю с повышением.
Я пытаюсь придать своему голосу искренность, но у меня плохо получается. Все, что я чувствую, – это прилив какой-то детской злости и зависти. Мелдран сидит в моем кабинете. Его куртка висит на спинке моего стула.
Кэмпбелл опять заставляет нас ждать, на этот раз под дверью своего кабинета. Джо не понимает этой политики. А это и не политика – это месть.
Наконец нас вызывают. Я пропускаю профессора вперед. Кэмпбелл жмет ему руку и улыбается официальной улыбкой. Потом мгновение изучает меня и указывает на стул. Мелдран отодвигает свой стул на несколько дюймов, как бы выводя себя за пределы нашего кружка. Он должен только наблюдать и запоминать.