Мы останавливаемся около его офиса.
– Куда направляетесь сейчас?
После недолгих колебаний я принимаю решение:
– Так или иначе, я собираюсь повидать Рэйчел Карлайл.
Сегодня тенниса не будет. Корт покрыт лужами, крупные капли висят на сетке, как стеклянные бусины. Вот и осень – дожди становятся все холоднее.
Остановившись напротив дома Карлайлов, я наблюдаю за подъездом и слушаю радио. Говорят о Рэе Мерфи, но о Кирстен Фицрой не упоминают. Кэмпбелл этого не допустит.
После примерно часового ожидания я вижу, как темный «мерседес» выплывает из ворот и поворачивает налево. Сэр Дуглас и Тотти уезжают.
Я выжидаю несколько минут и подхожу к дому. Мокрые кучи листьев собраны вдоль дорожки и заперты в пределах изгороди. Фонтан тоже забит листьями, и вода бьет в сторону, затопляя тропинки.
Миновав парадный вход, я огибаю здание и поднимаюсь по каменным ступенькам справа от дома. Стучу четыре раза, и наконец дверь открывается. За ней стоит Томас.
– Мне надо поговорить с Рэйчел.
– Мисс Рэйчел нет дома, сэр.
Он лжет.
– Вам не обязательно ее оберегать. Я не хочу создавать никаких проблем. Если она не захочет со мной разговаривать, я уйду.
Он смотрит мимо меня в сад.
– Не думаю, что сэр Дуглас это одобрит.
– Просто спросите у нее.
Он обдумывает предложение и соглашается, оставив меня дожидаться на ступеньках. Где-то тлеет огонь, окрашивая воздух в цвет грязноватой воды.
Томас снова появляется.
– Мисс Карлайл примет вас в кухне.
Он ведет меня по коридорам, увешанным картинами с изображениями охотничьих собак, лошадей и фазанов. Рамы такие темные, что сливаются со стенами, и животные кажутся объемными, залитыми желе. Вдоль лестницы висят английские пейзажи: поля и реки.
Сначала я даже не понимаю, что Рэйчел уже на кухне. Она похожа на фотографию – неподвижная, высокая, с темными волосами.
– Ваш отец сказал, что мне нельзя с вами встречаться, – говорю я.
– Меня он не спрашивал.
На ней джинсы и рубашка из жатого шелка. Ее грубоватые черты смягчает стрижка, которая теперь короче, чем я помню: волосы едва доходят до плеч.
– Я слышала, вы не помните того, что случилось той ночью.
– Да, какое-то время не помнил.
Она покусывает нижнюю губу и прикидывает, можно ли мне доверять.
– Но вы не забыли меня.
– Нет. Я не знал, что с вами случилось. Обнаружил это только несколько дней назад.
В ее глазах появляется нетерпение:
– Вы видели Микки? Она там была?
– Нет, к сожалению.
Она поджимает губы и отворачивается.
– Потерять память, все забыть – наверное, это здорово. Все ужасные события в твоей жизни, чувство вины, раскаяние – все уходит, утекает. Иногда я хотела бы… – Она не заканчивает фразы. Наклоняется над раковиной, набирает стакан воды из-под крана и выливает ее в горшок с африканскими фиалками, стоящий на подоконнике. – Вы меня никогда не спрашивали, почему я вышла за Алексея.
– Это не мое дело.
– Я познакомилась со своим бывшим мужем на благотворительном обеде в пользу сирот из Боснии. Он выписал очень крупный чек. В те дни он часто выписывал чеки на значительные суммы. Когда я водила его на лекции или фильмы об уничтожении лесов, жестоком обращении с животными или нищете, он всегда вытаскивал чековую книжку.
– Он покупал ваше внимание.
– Я думала, что он разделяет мои убеждения.
– Вашим родителям он не нравился.
– Они были в ужасе. Алексей был человеком не нашего круга: кто угодно, только не русский эмигрант с преступником-отцом.
– Вы его любили?
Она обдумывает вопрос.
– Да. Думаю, да.
– И что случилось?
Она пожимает плечами:
– Мы поженились. Первые три года жили в Голландии. Микки родилась в Амстердаме: Алексей организовывал там свое дело. – Рэйчел начинает говорить тише, предавшись воспоминаниям. – Что бы там ни говорил мой отец, я не глупа. Я видела, что происходит вокруг нас. В основном, конечно, слухи да косые взгляды в ресторанах. Когда я расспрашивала Алексея, он говорил, что ему просто завидуют. Но я знала, что он занимается чем-то незаконным, и все продолжала интересоваться его делами, пока, наконец, он не рассердился и не сказал мне, что жена не должна задавать мужу вопросов. Она должна слушаться. А потом однажды ко мне домой пришла жена голландского цветочника. Не знаю, откуда она узнала адрес. Она показала мне фотографию своего мужа. Его лицо, изуродованное кислотой, было похоже на пятно растопленного воска. «Скажите, зачем женщине оставаться с таким человеком?» – спросила она меня. Я покачала головой. Тогда она сама ответила: «Потому что это лучше, чем жить с человеком, который способен на такое». И с тех пор я начала собирать сведения. Подслушивала разговоры, читала электронную почту и сохраняла копии писем. Я много узнала…
– Достаточно, чтобы вас убить.
– Достаточно, чтобы себя обезопасить, – поправляет она. – Я узнала, как Алексей ведет свои дела. Это очень простой и жестокий способ. Сначала он предлагает купить магазин. Если не удается договориться о цене, он его сжигает. Если люди восстанавливают магазин, он сжигает их дома. А если они и тогда не соглашаются, он сжигает дома их родственников и школы их детей.
– Что делал Алексей, когда вы от него ушли?
– Сначала умолял меня вернуться. Потом попытался подкупить меня, делая разные широкие жесты. И наконец, решил меня запугать.
– Вы не вернулись к семье?
Она убирает волосы за уши и качает головой:
– Я убегаю от родственников всю свою жизнь.
Мы сидим в тишине. Теплый воздух, поднимающийся от железной печки, слегка колеблет ее челку.
– Когда вы в последний раз видели Кирстен Фицрой?
– Около двух месяцев назад; она сказала, что собирается за границу.
– А не сказала куда?
– В США или Южную Америку; у нее были какие-то брошюры. Возможно, это была Аргентина. Она обещала присылать мне открытки, но я ничего не получала. А что случилось? У нее какие-то неприятности?
– Вы познакомились в Долфин-мэншн?
– Да.
– А Кирстен встречалась с вашим отцом?
– Нет, не думаю.
– Вы уверены?
– Пожалуйста, скажите мне, что она натворила?
– Он оплачивал ее проживание в Долфин-мэншн. А потом помог ей купить квартиру в Ноттинг-хилл.