– Два-три раза? Вы не путаете?
– Нет, что вы… Раза два я его точно видела. Видный такой мужчина… Высокий, хорошо одет, с бородкой.
– С бородкой?
– Разве у вашего инспектора нет бородки?
Фрезе пожал плечами.
– Вы можете описать его подробно?
– Ну да, могу… Высокий… метр восемьдесят, наверное, худой, широкоплечий. И с бородкой… А что, разве…
– Нет, ничего, продолжайте. Какая бородка?
– Короткая такая, ухоженная, на шею не заходит… Шатен, стрижен не очень коротко. И глаза такие острые, с прищуром. Светлые… зеленовато-карие, ореховые, пожалуй. Да, ореховые… Нос очень красивой, благородной формы, орлиный, как говорится… Яркие пухлые губы, как у женщины. Красавчик, уж вы мне поверьте.
– Да-да, я верю.
– Один только у него изъян… Хотя я всегда считала, что изъяны…
– Какой изъян? – ухватился за особую примету Фрезе.
– Так вот, я говорю, – продолжала сестра, досадуя, что ей не дали высказать ее глубокую мысль до конца, – небольшой изъян у привлекательного мужчины только подчеркивает его красоту, делает его человечнее или… как бы это сказать?..
– Доступнее? – подсказал Фрезе, выгнув одну бровь.
– Именно, доступнее! – закивала сестра, не уловив иронии.
– Я понял. А теперь поведайте мне, что же это за изъян.
– Палец. Одного пальца у него нет. Точнее говоря, мизинца. Хотя я, честно говоря, не пойму…
– На какой руке?
– А кто он, этот синьор?
– Говори быстро, на какой руке, не то придушу!
Сестра попятилась, раздумывая, то ли обидеться и гордо уйти, то ли помочь полиции. На вид коротышка довольно непригляден, а все ж таки полицейский.
– На левой, – выдавила она наконец.
– Ну?
– Что – ну? – Сестра возмущенно поджала губы.
– Откуда я знаю, что? Совсем пальца нет или култышка осталась и можно ею при желании в носу поковырять? Я ж его не видел!
– Я заметила, как он поглаживал этим мизинцем дверь синьора… агента Айяччио, прежде чем войти. Сама я была вон там, в подсобке. – Она повернулась и показала на дверь в нескольких метрах от них. – Услыхала шаги, испугалась, что старшая сестра нагрянула… – Она запнулась и покраснела.
– Ну вот что, – торопливо заговорил Фрезе, – мне наплевать, с кем ты там уединилась, чтобы… уж не знаю… сигаретку выкурить. Ты давай ближе к делу.
– Я выглянула и увидела его.
– Он поглаживал дверь?
– Странно, правда же? Но он поглаживал дверь, точно живого человека. И поглаживал этим мизинцем… то есть…
– Обрубком?
– Да, обрубком.
– Выходит, от пальца все же что-то осталось?
– Да, по-моему, первая фаланга.
– По-твоему?
– Нет, точно, первая фаланга.
Фрезе вздохнул. Он уже выяснил все, что ему нужно. Однако странно, что Айяччио ни словом не упомянул про этого посетителя.
– А больше никого не видела?
– Синьора заходила… Пожилая. По виду, из бедных.
Это, верно, домохозяйка, про нее Айяччио рассказывал Амальди.
– Спасибо, дорогая. Извини за резкость.
– Какую резкость? Я никакой резкости не заметила, – фыркнула сестра и удалилась, гордо вскинув голову.
Фрезе еще немного постоял в коридоре, огляделся, приложил ухо к двери палаты. Услышав голос Айяччио, приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Айяччио повернулся к нему.
– Это ты? – Голос был тягучий, бредовый.
Фрезе сразу понял, что больной не в себе. Глаза Айяччио были закрыты, к тому же он так и не привык называть его на «ты».
– Да, – ответил он и вошел.
– Ты не профессор Чивита.
– Нет, – откликнулся Фрезе, подыгрывая ему.
– Уведомление принес?
– Да.
Айяччио съежился под одеялом от страха. Фрезе подошел поближе и услышал шепот. Он приподнял одеяло и прислушался. Айяччио тихо молился, прося Бога дать покой его душе. В одной руке у него был листок с фразой убийцы, в другой – карандаш. Фрезе осторожно вытащил листок из пальцев больного и взглянул на него. Под напечатанной на машинке фразой Айяччио написал свое имя и фамилию по той же системе, что и убийца. Одни буквы прописные, другие строчные. Чем это объяснить – непонятно. Прописными он сделал буквы У, С, Т, Й, Ч, И. Фрезе подумал, что, может быть, это связано с «УСТойчивыми» воспоминаниями о пожаре в приюте. Они действительно оказались устойчивыми, как и ожоги, оставившие свой вечный след.
В палату вошла сестра с подносом. На подносе Фрезе разглядел термометр, стакан с водой, несколько разноцветных таблеток и шприц, положенный на пропитанную спиртом ватку.
– Опять вы? Вы же вроде уходить собирались?
– Нет, пожалуйста, не надо, – простонал с постели Айяччио.
Сестра поставила поднос на тумбочку и с воинственным видом повернулась к Фрезе.
– Что вы его мучаете? Не видите, как ему плохо?
Фрезе не счел нужным оправдываться.
– Это ты нашла у Айяччио на груди ту надпись?
– Да, а что?
– Смотри. – Он показал ей листок. – Так было написано?
– Да. Имя и фамилия.
– Нет, смотри как следует. Видишь, одни буквы большие, другие маленькие.
– По-моему, именно так. Только я теперь не скажу, какие были большие, а какие маленькие… Разве все упомнишь.
– Но на первый взгляд так?
Сестра кивнула.
– Ты ангел, – сказал ей Фрезе. – Присматривай тут за моим другом.
Он бросился вон из палаты и припустил вниз по лестнице. Своими открытиями он должен срочно поделиться с Амальди.
– Может, и правда, – втолковывал Фрезе шефу, – может, и правда, он сам не писал на груди эту надпись… Только не говори, что прописные и строчные – это случайность, совпадение.
Амальди низко склонился над листком. Шесть прописных букв. Он взял другой лист и выписал их. Его внимание сразу привлекло «Й». Если соединить его с «У», получится «Ю». Остальное просто.
– Он сказал «уведомление»? – Амальди вскинул голову и уставился на помощника.
Тот кивнул.
Амальди, не говоря больше ни слова, написал буквы в нужном порядке и показал Фрезе решение ребуса.
– Й, У, С, Т, И, Ч, – по буквам прочел Фрезе. – Юстич. Вивиана Юстич, антикварша. Проклятье!
– Уведомление о чем? О смерти Вивианы Юстич? Надпись на груди Айяччио появилась прежде, чем ее убили, верно?