— Но?
— Вчера вечером, когда я отъезжала от дома Тома Клуна, тот «шевроле-субурбан» снова стоял у тротуара чуть ниже по улице.
— Так ты действительно то самое алиби, на которое ссылается Клун?
Кельда кивнула:
— Да, я была с ним. Я, разумеется, не знаю деталей нападения — и, уж конечно, не могу сказать, когда именно это случилось, — но подтвердила, что провела с Томом около трех часов. Мы пообедали, потом выпили кофе. Прогулялись.
— Во сколько ты заметила «шевроле»?
— В девять двадцать. Я отъехала от его дома в девять двадцать вечера. Хорошо это помню, потому что еще посмотрела на приборную доску.
Помнила она и то, что посмотрела на часы, потому что об этом попросил Том. Но посвящать в эту деталь Билла Кельда не стала. На следующем переходе, футах в ста впереди, зажглась надпись «Идите», и она потащила Билла за собой, чтобы поскорее свернуть за угол.
— Ты рассказала обо всем этом старшему?
— Да, рассказала. И даже назвала регистрационный номер «шевроле».
Билл вскинул бровь:
— Ты успела запомнить номер? Молодец, Кельда. Голова у тебя соображает. Мне это нравится.
Они перебежали на другую сторону Семнадцатой улицы.
— Что мы так спешим? Кстати, номер «тойоты» ты не запомнила? Ну, той, что за тобой следила.
— Мы не спешим. Я просто не хочу, чтобы ты куда-то опоздал. Ты же сказал, что у тебя куча дел. Что касается «тойоты»… нет, не запомнила, потому что не видела. Табличка была заляпана грязью.
— Ты рассказала старшему и о других случаях, когда видела «шевроле»? О «тойоте»? О телефонных звонках?
Прежде чем ответить, Кельда сделала пару шагов.
— Вроде того.
Он вдруг остановился, да так, что она уже не смогла его сдвинуть.
— Что это значит?
— Что? О чем ты?
— Ты не сказала боссу о том, что за тобой, возможно, следят?
— Я сказала об этом, но… может быть, не совсем прямо. Ты же знаешь, Билл, как он реагирует на подобные вещи. Я и сама справлюсь. Держусь начеку. Оружие под рукой. «Хвост» же я заметила.
— Ты что, спятила? Он реагирует «на подобные вещи», потому что не хочет, чтобы с его агентами что-то случилось, чтобы они не попали в засаду. Господи, Кельда, поверить не могу, что ты способна на такую глупость. Давно не смотрела на календарь? Так имей в виду, сентябрь 2001-го уже позади. Давно позади.
— Билл, послушай, я…
— Нет, это ты меня послушай. Заметила слежку? А сколько их было? Почему ты думаешь, что следил только один? Разве ты не понимаешь, что, возможно, подвергаешь опасности и других агентов? Разве…
Выражение озабоченности и легкой досады на его лице сменилось другим, куда менее приятным. Билл прислонился к гранитной стене и покачал головой.
— Что? — спросила она.
— Ты встречаешься с этим парнем, Кельда? Неужели у тебя могут быть к нему какие-то чувства? Он же… его же судили за убийство… Как ты могла…
— Билл, все не так…
Она отвела глаза.
— Что не так? Как не так?
— Это сложно.
— Сложно? Да уж конечно. Сложнее не бывает. Только помни, что Том Клун — не невинная овечка. С него сняли обвинение. Да, только сняли. Но это не значит, что его вдруг признали невиновным. Его не оправдали. Нет никаких доказательств того, что не он убил ту девушку. Ты ведь знаешь то дело лучше многих. Лучше всех, не считая детектива, который вышел на этого Клуна. Местные копы только и ждут случая, чтобы снова упечь его за решетку. Встречаясь с таким парнем, ты многим рискуешь. И в личном плане, и в профессиональном. И вот посмотри: Клун уже замешан в весьма неприятную историю, а ты его алиби.
Она отступила от него на шаг. Вот уже несколько минут Кельда убеждала себя, что оправдываться ей не в чем, и становиться в оборонительную позицию она не будет. Не сработало.
— А ты разве забыл о ноже, который мы с тобой нашли в той трубе? Разве на нем кровь Клуна? Или ты просто предпочитаешь об этом не вспоминать?
— Ты не права. Я думаю об этом каждый день.
Ее как будто хлестнул по лицу порыв холодного ветра.
— Я знаю, что делаю, Билл. Не уверена почему, но мне обязательно нужно понять его, понять, почему люди считают его способным сделать то, что он, по их мнению, сделал.
— Наша работа не в том, чтобы понимать их, Кельда. Наше дело — ловить их и предъявлять им обвинение.
— Не могу с тобой согласиться. И потом… тебя не касается, с кем я встречаюсь во внерабочее время.
Билл отвернулся и посмотрел в сторону.
— Та маленькая девочка не сможет защитить тебя от всего, Кельда. Рано или поздно этот ресурс будет исчерпан. И тогда у тебя на счету не будет ничего.
— Что ты хочешь сказать?
Впрочем, она прекрасно знала, что он хочет сказать. Билл всего лишь напоминал, что популярность, которую ей принесло спасение Розы Алиха, не может быть гарантией вечной неприкосновенности.
— Ты и сама все отлично знаешь.
— Пошел ты, Грейвс. Я вовсе не прикрываюсь Розой от недовольства босса.
— Неужели? Скажешь мне об этом, когда тебя отправят куда-нибудь в Биллингс. Но пожалуйста, не втягивай меня в свои игры и не тащи за собой. Мне и в Денвере не жарко.
Он долго, секунд десять, смотрел на нее, потом повернулся и зашагал в направлении федерального здания.
— Подожди! — крикнула ему вслед Кельда.
Билл Грейвс не оглянулся. Не остановился. Он даже перешел на легкий бег и в какой-то момент исчез за сизым облаком выхлопных газов, повисшим за огромным автобусом, застопорившим движение по Семнадцатой улице.
Я проснулся с чувством вины за то, как обошелся накануне вечером с обратившимся за помощью Томом Клуном. Когда-то сомнения относительно правильности того или иного собственного суждения посещали меня очень редко, но в последний год количество таких случаев заметно возросло. Мало того, сомнения часто доказывали свою обоснованность. Годом раньше мои профессиональные ошибки стоили жизни нескольким людям, и я уже начал подумывать о том, как бы метод кавалерийского наскока, использованный для отражения вторжения в мою частную жизнь, не обернулся схожими серьезными последствиями.
Стоя под душем, я пытался убедить себя в том, что мое самобичевание есть не что иное, как проявление бессмысленного, иррационального, подсознательного страха перед возможной катастрофой, присутствующего в каждом из нас. Возможно, мое поведение прошлым вечером не было идеальным с профессиональной точки зрения, но оно определенно не могло привести к катастрофе. Однако никакие рассуждения, основанные на логике и здравом смысле, так и не избавили меня от гнетущего ощущения вины.