— Буду с вами откровенен, доктор Пул: Констанс утверждает, что ей приблизительно сто сорок лет.

Эстерхази с большим трудом сохранил на лице выражение отстраненного научного интереса.

— Правда? — выдавил он из себя.

— Она утверждает, что родилась в тысяча восемьсот семидесятых годах на Уотер-стрит, в нескольких кварталах от моего офиса. Якобы ее родители умерли, когда она была еще совсем юной, и она долгие годы жила в особняке человека по фамилии Ленг.

Эстерхази тут же подхватил:

— Вот, кажется, и оборотная сторона монеты, дополнение к картине диссоциативной амнезии и состояния фуги.

— Любопытно, что ее познания о прошлом, а именно о периоде, на который, по ее утверждению, пришлось ее детство, на удивление точные и живые.

«Что за чушь!» — подумал Эстерхази, а вслух произнес:

— Констанс очень умна, но расстройство ее психики чрезвычайно глубоко и патологично.

Фелдер задумчиво посмотрел на свои записи, затем на Эстерхази:

— Доктор, можно вас попросить об одолжении?

— Конечно.

— Не согласитесь ли вы немного поработать вместе со мной над этим случаем?

— С огромным удовольствием!

— Я буду очень благодарен за возможность узнать ваше мнение. Ваш прошлый опыт общения с пациенткой и суждения о нынешнем ее состоянии, несомненно, будут очень важны для работы.

Эстерхази ощутил острый прилив радости.

— Но должен предупредить, — сказал он, — я в Нью-Йорке ненадолго, на неделю-две. Я с научным визитом в Колумбийском университете. Но буду счастлив оказать любую помощь, какую смогу.

Доктор Фелдер улыбнулся впервые за время беседы.

— Принимая во внимание локальную амнезию, думаю, лучше будет представить меня как незнакомца, — посоветовал Эстерхази. — Любопытно понаблюдать за ее реакцией. Интересно, сохранилась ли локальная амнезия и в состоянии диссоциативной фуги?

— Да, интересный вопрос.

— Как я понимаю, она сейчас находится в «Маунт-Мёрси»?

— Верно.

— И вы можете устроить мне визит для консультации?

— Да, разумеется. Конечно, потребуются ваше резюме, данные института — в общем, обычные формальности… — Доктор Фелдер смущенно замолчал.

— Ну разумеется! По счастливой случайности у меня с собой необходимые документы. Я их захватил для оформления в Колумбийском университете.

Открыв саквояж, Эстерхази извлек папку, содержащую подборку великолепно сфабрикованных документов — спасибо «Ковенанту». Доктор Пул и в самом деле существовал и работал в институте, значившемся в подделанных документах, — предосторожность на случай не слишком основательной проверки. Но излишняя. Принимая во внимание доверчивость Фелдера, вряд ли бы он стал звонить проверки ради.

— А вот кое-что еще — краткое изложение моей работы с Констанс, — сообщил Эстерхази, извлекая вторую папку, чье содержание предназначено было распалить любопытство Фелдера, а не дать ему сколько-нибудь новую информацию.

— Спасибо, — ответил доктор, рассеянно просматривая документы в первой папке.

Он быстро закрыл ее и протянул Эстерхази. Как и предполагалось, проверка документов обернулась чистой формальностью.

— Полагаю, завтра я смогу проинформировать вас о том, как обстоят дела.

— Вот мой номер телефона. — Эстерхази протянул визитку.

— Доктор Пул, у меня нет слов, чтобы передать, насколько я рад сотрудничеству с вами, — сказал Фелдер, пряча визитку в карман.

— Поверьте, я рад нашему сотрудничеству ничуть не меньше.

Эстерхази встал, сердечно потискал протянутую руку, широко улыбнулся в честное простодушное лицо доктора и покинул офис.

Глава 42

Плантация Пенумбра, округ Сент-Чарльз

— Добро пожаловать домой, мистер Пендергаст, — сказал Морис, увидев открывающего дверь агента, словно тот отлучался всего на несколько минут, а не на два месяца. — Не желаете ли поужинать, сэр?

Пендергаст переступил через порог, и Морис поспешно закрыл дверь, не давая холодному зимнему туману проникнуть в дом.

— Спасибо, не нужно. Но от бокала амонтильядо я бы не отказался. Пожалуйста, если не трудно, принесите его в зал на третьем этаже.

— Камин уже разожжен.

— Великолепно!

Пендергаст поднялся по лестнице в зал, где в небольшом камине пылал огонь, разгоняя всегдашнюю сырость особняка, и уселся в мягкое кресло с высокой спинкой, поставленное у камина. Спустя пару секунд объявился Морис, ловко несущий серебряный подносик с бокалом шерри.

— Спасибо, Морис.

Седовласый слуга повернулся, чтобы удалиться, и тут Пендергаст сказал:

— Я знаю: вы волновались и переживали из-за меня.

Морис замер, но не ответил.

— Когда я впервые обнаружил обстоятельства смерти моей жены, я был слегка не в себе. Полагаю, вы тогда встревожились.

— Я был озабочен, — отозвался наконец Морис.

— Спасибо. Я это знал. Но теперь я пришел в себя, и нет нужды следить за моими действиями, а тем более оповещать о них моего шурина. Полагаю, вы поддерживали контакт с Эстерхази, сообщая обо мне?

Морис покраснел:

— Но ведь он врач и просил меня о помощи, в особенности касательно ваших действий. Он так боялся, что вы сделаете что-нибудь поспешное, необдуманное. Если вспомнить семейную историю…

Он растерянно умолк, не договорив.

— Это вполне резонно, вполне. Однако обнаружилось, что Джадсон не всегда действовал в моих интересах. Боюсь, у нас с ним размолвка. Как я уже говорил, теперь я целиком пришел в себя. Поэтому нет надобности сообщать ему обо мне что бы то ни было.

— Конечно. Надеюсь, мои сообщения доктору Эстерхази не причинили вам неудобств?

— Ни в коей мере.

— Желаете чего-либо еще?

— Нет, спасибо. Спокойной ночи, Морис.

— Спокойной ночи, сэр.

Часом позже Пендергаст неподвижно сидел в небольшой комнате без окон, бывшей гардеробной его матери. Дверь комнаты была заперта на замок. Теперь комната лишилась тяжелой старомодной мебели, остались лишь высокое мягкое кресло и столик красного дерева перед ним. Элегантные обои от Уильяма Морриса заменило темно-синее звукоизолирующее покрытие. Ничто в комнате не привлекало внимания. Освещалась она одной свечой из пчелиного воска, стоящей на столе. Мерцающий свет ложился на ровные, монотонной окраски стены. Прежняя гардеробная стала самой изолированной и спокойной комнатой особняка.

В полной тишине Пендергаст устремил взгляд на пламя свечи, усилием воли постепенно замедляя пульс и дыхание. Посредством эзотерической медитативной техники чонгг ран, изученной много лет назад в Гималаях, он готовился перевести разум в «стонг па нийд» — состояние чистой пустоты. Пендергаст соединил древние буддистские медитативные практики и описанную Джордано Бруно в трактате «Искусство памяти» идею «дворца памяти», чтобы создать свою уникальную систему умственной концентрации.