Адвокат улыбнулась, хотя и несколько язвительно.
– Хорошо, я согласна. – Она занесла данные Зиски в свой блокнот. – Разговор будет записываться. – На столе появился диктофон. – Запись послужит официальной уликой, если вы вздумаете выйти за рамки условленного. Я также буду внимательно следить за временем. Насколько понимаю, мы договорились о шестидесяти минутах.
– Вы правильно понимаете.
– Этого и будем придерживаться.
Покончив со вступительной частью, женщина откинулась на спинку стула и сложила руки. Откуда-то из-за двери доносились отдаленные звуки музыки. Бен-Рою стоило большого труда подавить желание спросить, не желает ли она потанцевать. Прошла еще пара минут, в коридоре послышались шаги, в замке повернулся ключ. Дверь снова отворилась, и на пороге появился человек. Адвокат встала, полицейские остались сидеть.
Сутенерами и торговцами живым товаром бывают выходцы из разных народов, люди разных обликов и комплекций, но если существует какой-то стереотип, Геннадий Кременко ему полностью соответствовал. Крупный, грузный мужчина с лысеющей головой, двойным подбородком и красноватыми глазами под тяжелыми веками. В его облике соединялись веселое добродушие и угрюмая угроза. Он носил массивные золотые украшения: цепь на шее, браслет, кольцо с печаткой и, к досаде Бен-Роя, болевшего за «Маккаби» из Хайфы, футболку с зелено-белой символикой клуба. На руке виднелась татуировка: девушка с раздвинутыми ногами. Ее голова, конечности и тело были выполнены зеленой краской, влагалище же выделено красной.
– Очень приятно, – усмехнулся он. – Его иврит был сильно сдобрен восточноевропейским акцентом. – Всегда рад приветствовать наших храбрых ребят из полиции. Особенно таких красавчиков.
Он улыбнулся Зиски, который, надо отдать ему должное, никак не отреагировал.
– Обнял бы вас обоих, но увы… – Кременко поднял руки, демонстрируя наручники на запястьях.
– Полагаю, наручники здесь не обязательны, – вставила адвокат.
Надзиратель посмотрел на Бен-Роя. Тот кивнул. Наручники сняли.
– Не могу их винить, – рассмеялся Кременко, потирая запястья и разминая руки. – Стоит на меня взглянуть, и сразу понятно: я опытный убийца. Пару лет назад одним пуком уничтожил целый танковый полк. – Он изобразил губами неприличный звук и расхохотался.
– Полагаю, нам лучше начать, – сухо заметила адвокат.
Надзиратель, показав им кнопку на стене, которую следовало нажать, если им что-нибудь понадобится, ушел и запер за собой дверь. Кременко, обойдя стол, занял место рядом со своим адвокатом.
– Может, нажать, чтобы принесли шампанское? – Он кивнул на кнопку и снова рассмеялся.
Адвокат, не обращая внимания на его шутку, сверилась с часами, включила диктофон и поставила на столе так, чтобы он находился между ее клиентом и Бен-Роем. Назвала в микрофон место, дату и время беседы и фамилии присутствующих в комнате. Затем откинулась на стуле и дала знак, что можно начинать разговор.
– Для официального оглашения, – начал Кременко, – хочу заметить, что у младшего из детективов очень красивая кожа.
Зиски улыбнулся и, нисколько не смутившись, положил ногу на ногу. Бен-Рой открыл принесенную с собой папку и начал работу.
– Господин Кременко, недавно…
– Для вас Геннадий. Мы здесь все друзья.
– Недавно к вам приходила журналистка Ривка Клейнберг.
– Неужели?
– Да.
– Что ж, вам виднее. В последнее время моя память стала очень короткой. Наверное, влияние тюремного воздуха. Иссушает мозг.
Бен-Рой напрягся. Допрос предстоял не из легких.
– Попытаюсь освежить вашу память, Геннадий. Тридцатого мая госпожа Клейнберг связалась с Управлением тюрьмами Израиля «Шабас» и высказала просьбу о встрече с вами. Ее просьбу передали вам, и вы ответили согласием.
– Без моего ведома, – вставила адвокат.
– Цель визита была обозначена как «личная». Госпожа Клейнберг явилась в тюрьму шестого июня после полудня в тринадцать тридцать и в течение тридцати пяти минут вы находились с ней наедине в этой комнате.
– Но уверяю, не трахались, – хохотнул Кременко.
– Теперь вспомнили?
– Да, вдруг вспомнил. Толстая настырная стерва с огромными… – Он сложил руки в виде чашек напротив груди. – Неприятное зрелище. Пришлось приложить все силы, чтобы выбросить ее из головы.
Адвокат сидела рядом с непроницаемым лицом.
– Но теперь, когда память восстановлена, – продолжал Бен-Рой, – не скажете ли вы мне, зачем здесь оказалась госпожа Клейнберг?
Кременко пожал плечами.
– У меня сложилось впечатление, что ей одиноко в жизни. Знаете, как бывает: толстая, без мужика. Наверное, захотелось общества. Увидела мой портрет в газетах, ей понравилось мое лицо, и она решила, что я человек, с которым можно поболтать.
Бен-Рой подхватил игру и ответил на шутку:
– Так о чем же вы болтали?
Кременко сложил руки, откинулся назад и задумчиво уставился в потолок.
– Дайте подумать. Конечно, о погоде – тогда было не по сезону жарко. Согласны? Обсудили политику: муниципальные выборы, ха мацав и эту мешком прибитую Ципи Ливни…
Адвокат вспыхнула. Кременко, заметив ее смущение, улыбнулся:
– Шучу, это мы не обсуждали.
– Еще бы, – пробормотал Бен-Рой.
Сутенер запустил руку в кармашек на плече футболки и извлек пачку «Мальборо». Достал сигарету зубами, вынул из пачки зажигалку, оперся о стол локтями и закурил.
– Ладно, к делу, хватит дурака валять. – Он выпустил клуб дыма в сторону Зиски, тот отмахнулся ладонью. – Эта женщина сказала, что хочет со мной поговорить. Я ее в глаза не видел, но решил: почему бы и нет? Здесь скучно, радуешься любому развлечению. Подумал, может, она красотка и на нее стоит подрочить. Но жестоко ошибся. Страшна как смертный грех. Большое разочарование.
Он снова выдохнул дым в сторону Зиски. Тот отъехал со стулом на несколько сантиметров.
– Прости, дорогуша.
– Так о чем хотела с вами поговорить госпожа Клейнберг? – повторил свой вопрос Бен-Рой.
– О том о сем.
– В смысле?
– О моей работе, о девочках.
– Полагаю, в данных обстоятельствах нам следует избегать… – вмешалась адвокат.
Но Кременко, не дав ей договорить, поднял палец. Едва заметный жест, но он о многом сказал Бен-Рою. Перед ним сидел мужчина, который привык, чтобы ему повиновались, особенно женщины.
– Расслабься, – буркнул он. – Я здесь для того, чтобы помочь этим господам. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться.
Он развалился на стуле и снова затянулся «Мальборо». Сигарету он держал у самого фильтра, как держат все заключенные. Сидящая подле него женщина сложила руки и, поджав губы, смотрела прямо перед собой.