— Что?
— Хотел когда-нибудь стать кем-то еще?
— Нет.
Альберт снял что-то с плеча Джо и щелчком отправил в пустоту.
— Я сказал ей: если она доставит тебя к нам, я тебя не убью. Больше никто не верил, что у тебя хватит дурости заявиться сюда сегодня вечером, но я подстраховался. И она согласилась привести тебя ко мне, чтобы спасти тебя. Или так она сама себя уверяла. Но мы-то с тобой знаем, что мне придется тебя убить, правда, Джо? — Он посмотрел на Джо скорбными влажными глазами. — Правда?
Джо кивнул.
Альберт кивнул в ответ. Наклонившись, он прошептал Джо на ухо:
— А потом я и ее тоже убью.
— Что?
— Потому что я ее тоже любил. — Альберт поднял и опустил брови. — И потому что ты ворвался ко мне в покерный зал в одно прекрасное утро из-за того, что она дала тебе наводку.
— Погоди, — произнес Джо. — Нет же. Она мне никакой наводки не давала.
— Конечно, что ты еще можешь сказать? — Альберт поставил ему воротник, пригладил ему рубашку. — И потом, взгляни на дело иначе: что, если у вас, голубков, и в самом деле настоящая любовь? Тогда вы сегодня же ночью встретитесь на небесах.
Он воткнул кулак в живот Джо, довел до солнечного сплетения. Джо согнулся пополам и снова потерял весь кислород. Он задергал веревку на запястьях, он попытался боднуть Альберта головой, но тот шлепком отвел его лицо и открыл дверь в переулок.
Схватив Джо за волосы, он заставил его выпрямиться, чтобы Джо увидел поджидающую машину: задняя дверца распахнута, возле нее стоит Джулиан Бонс. Подойдя с другой стороны переулка, Лумис крепко взял Джо за локоть, и они перетащили его через порог. Теперь Джо чувствовал запах ниши для ног у заднего сиденья машины. Запах промасленных тряпок и грязи.
Они уже собирались поднять его, чтобы сунуть в машину, но вдруг бросили. Он упал на колени, прямо на булыжную мостовую, и услышал, как Альберт вопит: «Живо! Живо! Живо!» — и их торопливые шаги по мостовой. Может, они уже выстрелили ему в затылок: небеса опускались на него полосами света.
Его лицо заливала белизна, а здания в переулке сияли красным и синим, завизжали шины, и кто-то крикнул в мегафон, и кто-то выстрелил из пистолета, и кто-то выстрелил из другого.
Сквозь белое сияние к Джо шел мужчина, подтянутый и уверенный, мужчина, созданный для того, чтобы командовать другими.
Его отец.
Из белизны за его спиной появились еще люди, и вскоре Джо окружила дюжина сотрудников Бостонского управления полиции.
Отец наклонил голову:
— Значит, теперь ты убийца копов, Джозеф.
— Я никого не убивал, — возразил Джо.
Отец не стал обращать внимания на эти слова:
— Похоже, твои сообщники намеревались от тебя избавиться. Они решили, что отвечать за тебя слишком тяжело?
Некоторые из полицейских уже вытащили свои дубинки.
— Там Эмма, в машине, сзади. Они ее хотят убить.
— Кто?
— Альберт Уайт, Брендан Лумис, Джулиан Бонс и какой-то тип по имени Донни.
На одной из ближних улиц раздались женские крики. Загудел клаксон, послышался тупой удар столкновения, еще крики. В переулке морось обратилась в ливень.
Отец повернулся к своим людям, потом снова развернулся к Джо:
— Хорошую компанию ты себе выбрал, сынок. Какие еще сказки ты для меня припас?
— Это не сказка. — Джо сплюнул кровь. — Они ее хотят убить, папа.
— Что ж, мы-то тебя не убьем, Джозеф. Собственно, я и пальцем тебя не трону. Но некоторые из моих коллег не прочь перемолвиться с тобой словом.
Томас Коглин наклонился вперед, уперев руки в колени, и устремил взгляд на сына.
Этот стальной взгляд принадлежал человеку, спавшему на полу больничной палаты Джо, когда того трясла лихорадка, человеку, читавшему ему городские газеты от корки до корки, человеку, говорившему, что любит его, что если Господь захочет прибрать его сына, то сначала пускай потягается с ним, с Томасом Ксавьером Коглином, и Господь — не сомневайтесь — знает, что это будет ох как непросто.
— Папа, послушай меня. Она…
Отец плюнул ему в лицо.
— Он ваш, — сказал он своим людям и удалился.
— Найдите машину! — закричал Джо. — Найдите Донни! Она в машине у Донни!
Первый удар — кулаком — пришелся ему в челюсть. Второй — дубинкой — попал, кажется, в висок. А потом все ночные огни погасли.
Водитель «скорой» первым дал понять Томасу, какая общественная буря вот-вот разразится.
Когда Джо привязывали к деревянной каталке и поднимали в «скорую», ее шофер спросил:
— Вы что, этого парня с крыши сбросили?
Дождь стучал так громко, что всем им приходилось кричать.
Майкл Поули, помощник и водитель Томаса, ответил:
— Ему нанесли травмы до нашего прибытия.
— Да ну? — Шофер «скорой» перевел взгляд с одного на другого, вода стекала с черного козырька его белой фуражки. — Бред сивой кобылы.
Томас почувствовал, что обстановка в переулке накаляется, поэтому, указав на сына, лежащего на каталке, объяснил:
— Этот человек причастен к убийству трех сотрудников полиции в Нью-Гэмпшире.
Сержант Поули добавил, обращаясь к шоферу:
— Успокоился, придурок?
Тот считал пульс Джо, глядя на часы.
— Я газеты-то читал. Как всегда — сижу в своей карете и читаю вшивые газетенки. Этот парень сидел за рулем. Они за ним гнались и подстрелили другую полицейскую тачку, раздолбали ее ко всем чертям. — Он уложил руку Джо ему на грудь. — Только он этого не делал.
Томас посмотрел в лицо Джо: разорванные почерневшие губы, расплющенный нос, глаза распухли так, что даже не открываются, скула раздроблена, черная корка засохшей крови запеклась на глазах, и в ушах, и в носу, и в углах рта. Родная кровь. Кровь отпрыска Томаса.
— Но если бы он не ограбил банк, — проговорил Томас, — они бы не погибли.
— Если бы другой коп не взялся за автомат, черт дери, они остались бы живы. — Шофер закрыл дверцы, посмотрел на Поули с Томасом, и Томас с удивлением заметил в его глазах отвращение. — Вы, парни, только что отмутузили его до полусмерти. Но неужто он преступник?
Две машины сопровождения пристроились за «скорой», и все они тронулись в ночь. Томасу приходилось напоминать себе, что избитый человек в «скорой» — это Джо. Но мысленно называть этого человека «сын» — это уже слишком. Его плоть и кровь. Часть этой плоти и довольно много этой крови он потерял там, в переулке.