— Да, — ответил Мэнни. — Да.
— Если старший механик останется в машинном отделении, вы почините двигатель и уйдете.
Эстебан отошел от окна:
— Нет!
— Да, — отрезал Джо. — Да. Это акт государственной измены, направленный против Соединенных Штатов. Вы отдаете себе в этом отчет? Я делаю это не для того, чтобы меня поймали, а потом повесили в Левенсворте. [31] Если что-то пойдет наперекосяк, Мэнни, ты просто свалишь с этого корабля, на хрен. И ты — смотри на меня, Мэнни! — ты не будешь импровизировать Comprende? [32]
Мэнни кивнул, хотя и не сразу.
Джо указал на бомбу в холщовом мешке у его ног:
— У нее очень-очень короткий фитиль.
— Я это понимаю. — Мэнни сморгнул каплю пота, упавшую с брови, и вытер лоб тыльной стороной кисти. — Я готов полностью себя посвятить этому предприятию.
Вот уж радость, подумал Джо: он и толстяк, и жары не выносит.
— Я это очень ценю, — произнес Джо, встретившись взглядом с Грасиэлой и заметив в ее глазах ту же обеспокоенность, что наверняка читалась и в его собственных. — Но вот что, Мэнни. В ходе этого предприятия ты должен постараться не только все сделать, но и уйти с корабля живым. Я говорю это не потому, что я такой хороший и так уж о тебе пекусь. Я совсем не хороший, и на тебя мне наплевать. Но если тебя убьют и потом опознают в тебе кубинца, наш план тут же рассыплется в прах.
Мэнни наклонился вперед, зажав между пальцами сигару толщиной не меньше ручки молотка.
— Я хочу свободы для моей страны и хочу, чтобы Мачадо стал мертвый и чтобы Соединенные Штаты ушли с моей земли. Я женился во второй раз, мистер Коглин. У меня трое niños, [33] всем меньше шести. Я люблю мою новую жену, да простит мне Господь, сильнее, чем ту жену, которая умерла. Мне уже много лет, я лучше буду жить слабым человеком, чем умирать храбрым человеком.
Джо благодарно улыбнулся ему:
— Значит, ты — как раз подходящий парень для того, чтобы доставить бомбу.
«Мёрси», корабль Военно-морского флота США, весил десять тысяч тонн. Это судно водоизмещающего типа имело четыреста футов в длину, пятьдесят два фута в ширину, а также нос с вертикальным форштевнем, две дымовые трубы и две мачты. На верхушке грот-мачты располагался наблюдательный пост «воронье гнездо», из-за которого Джо показалось, что корабль принадлежит к былым временам, когда моря бороздили пираты. На дымовых трубах виднелись выцветшие кресты, некогда нанесенные краской: потверждение того, что раньше это был плавучий госпиталь. Еще одним подтверждением служила белизна этого корабля. Выглядел он ветхим, но гордо сиял белизной на фоне черной воды и ночного неба.
Они стояли на мостике над силосной башней в конце Маккей-стрит: Джо, Дион, Грасиэла и Эстебан — и смотрели на этот корабль, пришвартованный у седьмого пирса. Здесь торчало с дюжину силосных башен, каждая футов шестьдесят высотой. Последнее зерно сгрузили в них сегодня днем с судна компании «Каргилл». Ночному сторожу заплатили и велели завтра сообщить полиции, что его связали какие-то испанцы. Затем Дион вырубил его двумя взмахами свинчатки, чтобы картинка гляделась естественно.
Грасиэла спросила Джо, что он думает.
— О чем?
— О наших шансах. — Сигара у Грасиэлы была длинная и тонкая. Она выпускала кольца дыма над перилами мостика и смотрела, как они плывут над водой.
— Вам честно? — проговорил Джо. — Шансы близки к нулю.
— Но это же ваш план.
— Самый лучший, какой я смог изобрести.
— По-моему, неплохой.
— Это что, комплимент?
Она покачала головой, хотя ему показалось, что губы у нее лукаво дрогнули — совсем чуть-чуть.
— Это просто утверждение. Если бы вы хорошо играли на гитаре, я бы могла вам сказать то же самое. И все равно вы бы не нравились мне.
— Потому что я на вас пялился?
— Потому что вы заносчивы.
— Вот оно что!
— Как все американцы.
— А все кубинцы какие?
— Гордые.
Он улыбнулся:
— Судя по газетам, которые я читал, вы еще и ленивые, вспыльчивые, инфантильные и неспособные хранить деньги.
— Вы думаете, это правда?
— Нет, — ответил он. — Я думаю, что обобщения насчет целой страны или целого народа — чертовски глупая штука.
Она затянулась и некоторое время смотрела на него, а потом снова перевела взгляд на корабль.
Прибрежные огни окрасили нижний край неба бледно-розовым. За каналом, в дымке, спал город. На горизонте проступали тоненькие молнии — белые зигзаги вен под кожей мира. В их слабом свете, внезапно вспыхивавшем то там, то тут, виднелись разбухшие тучи, черные, громоздящиеся вдали, точно неприятельское войско. Прямо над их головами пролетел самолетик: четыре огонька в небе, один небольшой мотор, высота — сотня ярдов. Возможно, по вполне легальным делам, хотя и трудно придумать, какие могут быть легальные дела в три часа ночи. Не говоря уж о том, что Джо за свое недолгое пребывание в Тампе практически не сталкивался ни с какой деятельностью, которую он назвал бы легальной.
— Сегодня вечером вы сказали Мэнни, что вам все равно, погибнет он или останется жить. Вы и правда так думаете?
Отсюда они уже видели его: фигурка, идущая по пирсу к кораблю, ящик с инструментами в руке.
Джо облокотился на перила.
— В общем-то, да.
— Как человек делается таким жестокосердным?
— На это нужно меньше времени, чем вам кажется, — заметил Джо.
Мэнни остановился у трапа, где его встретили двое моряков из берегового патруля. Он поднял руки, и один из них охлопал его сверху донизу, а другой открыл ящик, порылся в верхнем отделении, вынул его и поставил на пирс.
— Если все пройдет хорошо, — проговорила Грасиэла, — вы возьмете в свои руки всю переправку рома в Тампе.
— Более того, в половине Флориды, — поправил Джо.
— У вас будет много власти.
— Видимо, да.
— И тогда ваша заносчивость станет беспредельной.
— Что ж, — отозвался Джо, — может ведь человек надеяться.
Патрульный закончил обыскивать Мэнни, и тот опустил руки, но потом этот моряк присоединился к своему напарнику, они наклонили голову и начали совещаться. Один держал руку на своем «сорок пятом».