— Вы и сейчас так делаете.
Она оказалась права: он и правда сбоку обмахивал шляпой голову.
— Вы про эту жару? — отозвался он. — Некоторые сказали бы, что это как жить на поверхности Солнца. А я бы сказал — внутри Солнца. Господи помилуй, как вам всем тут вообще удается функционировать?
Она откинулась на спинку стула, прелестная смуглая шея изогнулась на фоне кованого железа.
— Мне никогда не бывает слишком тепло, — сообщила она.
— Значит, вы безумны.
Она рассмеялась. Он смотрел, как смех бежит вверх по ее горлу. Она закрыла глаза и сказала:
— Вы ненавидите жару, но все-таки вы здесь.
— Да.
Она открыла глаза, слегка наклонила голову, посмотрела на него:
— Почему?
Он подозревал (да нет, он точно знал): то, что он чувствовал к Эмме, — это была любовь. Это была любовь. А значит, то чувство, которое возбудила в нем Грасиэла Корралес, следует назвать вожделением. Но вожделением совсем не таким, какое он когда-нибудь испытывал. Видел ли он когда-нибудь такие темные глаза? И она делала все с такой удивительной томностью: ходила, курила сигары, брала карандаш. Так легко было представить томные движения ее тела, обвивающегося вокруг его собственного. Как она впускает его в себя, нескончаемо выдыхает ему в ухо. Ее томность была точностью, а не леностью. Время над этой томностью не властно: это она сама подчиняет себе время. Скручивает его в пружину и раскручивает, когда захочет.
Неудивительно, что монахини, воспитывавшие его, так страстно обрушивались на грех похоти и грех алчности. Эти грехи могут разъесть тебя вернее рака. И убить тебя вдвое быстрее.
— Почему? — переспросил он, чуть не потеряв нить беседы.
Она с любопытством глянула на него:
— Да, почему?
— Работа, — кратко пояснил он.
— Я приехала по той же причине.
— Чтобы скручивать сигары?
Выпрямившись на стуле, она кивнула:
— Они платят здесь куда больше, чем в Гаване. Я почти все отсылаю домой, родным. Когда моего мужа выпустят, мы решим, где нам жить.
— О, — произнес Джо, — вы замужем?
— Да.
Он и правда заметил проблеск торжества в ее глазах — или ему только почудилось?
— Но ваш муж в тюрьме.
Еще один кивок.
— Но не за то, чем занимаетесь вы.
— А чем я занимаюсь?
Она помахала рукой в воздухе:
— Мелкими грязными преступленьицами.
— Ах, вот я чем, оказывается, занимаюсь. — Он кивнул. — А то я все никак не мог понять.
— Адан борется за нечто большее, чем он сам.
— И какой за это срок дают?
Ее лицо помрачнело: время шуток прошло.
— Его пытали, чтобы он выдал сообщников — меня и Эстебана. Но он им ничего не сказал. Несмотря на все, что они с ним делали. — Она выдвинула нижнюю челюсть вперед, глаза ее сверкнули, точно давешние молнии, чьи тонкие зигзаги они видели на горизонте. — Я посылаю деньги на родину не своей семье, потому что семьи у меня нет. Я посылаю их семье Адана, чтобы они смогли выкупить его из этой паскудной тюрьмы и вернуть его мне.
Что он чувствует — вожделение или вдобавок что-то еще, чему он и названия не в силах подобрать? Может, дело в страшной усталости, и в двух годах тюрьмы, и в жаре. Может, и так. Даже наверняка. Все равно он не мог избавиться от ощущения, что его привлекает в ней нечто такое, что есть и в нем. Только он считал, что это в нем давно и навсегда разбилось. Что-то испуганное, гневное и полное надежды. Что-то в самой глубине ее души, отзывавшееся на что-то в глубине его собственной.
— Ему повезло, — заметил Джо.
Она открыла было рот, но поняла, что возмущаться тут нечем.
— Ему очень повезло. — Джо встал и положил на столик несколько монет. — А теперь пора звонить.
Этот звонок они сделали с телефона в одной из задних комнат обанкротившейся сигарной фабрики, которая располагалась в восточной части Айбора. Они сидели в пустом кабинете, прямо на пыльном полу, и Джо набирал номер, а Грасиэла в последний раз проглядывала сообщение, которое он напечатал около полуночи.
— Отдел местных новостей, — произнес мужской голос на том конце линии, и Джо передал трубку Грасиэле.
Она произнесла:
— Мы берем на себя ответственность за сегодняшний ночной триумф над американским империализмом. Вы знаете о взрыве на корабле «Мёрси»?
Джо слышал, как тот ответил:
— Да, да, конечно.
— Ответственность берет на себя организация «Объединенный народ Андалусии». В дальнейшем мы предпримем прямое нападение на моряков корабля и на все американские вооруженные силы, пока Куба не будет возвращена своим законным хозяевам — народу Испании. Всего хорошего.
— Минутку, минутку. Эти моряки… Расскажите мне о нападении на…
— Когда я повешу трубку, они уже будут мертвы.
Она положила трубку, взглянула на Джо.
— То-то забегают, — произнес он.
Джо вернулся вовремя, чтобы увидеть, как по пирсу катят к воде военные грузовики. Бойцы выпрыгивали из них группами, человек по пятьдесят в каждой, двигались они быстро, их глаза шарили по крышам окрестных домов.
Вскоре колонна столь же быстро отъехала от пирса. В каждом грузовике разместилось около двадцати моряков. Колонна сразу же разделялась: первая машина двинулась на восток, следующая — на юго-запад, следующая — на север…
— Видел какие-нибудь следы Мэнни? — спросил Джо у Диона.
Тот мрачно кивнул и показал. Джо проник взглядом через толпу. За ящиками с оружием, на краю пирса, лежал брезентовый мешок для трупов, связанный в ногах, на груди и на шее. Через какое-то время прибыл белый фургон, забрал тело и увез его с набережной в сопровождении берегового патруля.
Вскоре ожил и затарахтел последний из военных грузовиков, еще остававшийся на пирсе. Он развернулся, остановился, визжа сцеплением (этот звук напоминал резкие крики чаек), задом подъехал к ящикам. Из кабины выскочил матрос, откинул заднюю стенку кузова. Сюда начали стекаться немногочисленные моряки, еще остававшиеся на корабле «Мёрси». У каждого имелась автоматическая винтовка Браунинга, у большинства — еще и личное оружие. Они собирались у трапа, где их поджидал старший мичман.
Сэл Урсо, работавший в центральной букмекерской конторе Пескаторе в Южной Тампе, бочком подобрался к Диону и сунул ему ключи.
Дион познакомил его с Джо, и они обменялись рукопожатиями.
Сэл сообщил:
— Она сзади, ярдах в двадцати. Бензина полный бак, форма на сиденье. — Он окинул Диона взглядом. — Вам непросто было подобрать костюм, мистер.