Из-за другого кипариса, в десяти футах, вышел молодой матрос. Рост и сложение — почти как у Джо, волосы рыжеватые, лицо очень худое. Свой «спрингфилд» он поднял к плечу, целясь в кипарис рядом с Грасиэлой. Джо выхватил автоматический «тридцать второй», вытянул руку и на долгом выдохе выстрелил с десяти футов. Винтовка, дернувшись, причудливо закувыркалась в воздухе, и Джо стал опасаться, что попал он только в нее. Но она упала в жижу цвета чая, и молодой матрос рухнул вслед за ней, кровь сочилась у него из левой подмышки, и вода, куда он плюхнулся с громким плеском, потемнела.
— Грасиэла, — позвал Джо, — это я, Джо. Как вы, в порядке?
Она выглянула из-за дерева, и Джо кивнул. Эстебан подъехал к ней сзади, она залезла в машину, и они подкатили к Джо.
Он подобрал винтовку и глянул на матроса. Тот сидел в воде, уронив руки на колени и опустив голову, словно пытаясь перевести дух.
Грасиэла не то выбралась, не то выпала из машины, обрушившись на Джо. Он приобнял ее, чтобы помочь ей выпрямиться, и почувствовал, что женщину так и трясет, словно ее только что отделали кнутом.
За спиной у матроса что-то двигалось сквозь мангровые заросли. Длинное и темно-зеленое, почти черное.
Матрос поднял взгляд на Джо, открыв рот и едва дыша.
— Ты белый, — произнес он.
— Ну да, — ответил Джо.
— Тогда какого хрена ты меня подстрелил?
Джо глянул на Эстебана, потом на Грасиэлу:
— Если мы его тут оставим, его кто-нибудь сожрет, не пройдет и двух минут. Так что или мы его забираем с собой, или…
Он слышал: крокодилов делается все больше. Кровь матроса продолжала сочиться в зеленую трясину.
Джо повторил:
— Или мы берем его с собой…
Эстебан заметил:
— Он на нее так нехорошо смотрел.
— Я знаю, — ответил Джо.
Грасиэла сказала:
— Он превратил это в игру.
— Что?
— Охоту на меня. Хохотал, как девчонка.
Джо посмотрел на матроса, а парень в ответ посмотрел на него. В глубине его глаз гнездился страх, но в остальном он держался вызывающе. Храбрец из джунглей.
— Если хотите, чтоб я начал упрашивать, то никогда в жизни не…
Джо выстрелил ему в лицо, из выходного отверстия на папоротники брызнуло розовым, и аллигаторы зашевелились в предвкушении.
Грасиэла невольно вскрикнула, и Джо тоже едва сдержался. Эстебан поймал его взгляд и кивнул. Джо понял: это в благодарность. Он сделал то, что, как все они знали, было необходимо, только вот никто из них делать этого не хотел. Черт побери, еще слыша звук выстрела, чуя запах пороховой гари, глядя на дымок, вьющийся из дула «тридцать второго», такой же как от его папирос, Джо не мог поверить, что он и правда это сделал.
У его ног лежал мертвый человек. Который по большому счету умер лишь потому, что когда-то родился Джо.
Не говоря больше ни слова, они забрались в патрульную машину. И, словно получив долгожданное разрешение, два аллигатора одновременно приблизились к телу: один вышел из мангровых зарослей, равномерно шлепая по воде, словно толстенный пес, а другой приплыл по воде, по кувшинкам, покачивающимся позади их шин.
Эстебан отъехал; обе рептилии добрались до трупа в один и тот же миг. Одна отхватила руку, другая предпочла ногу.
А в соснах Эстебан ехал на юго-восток вдоль края болота, параллельно дороге, но пока на нее не сворачивая.
Джо и Грасиэла расположились на заднем сиденье. Аллигаторы и люди оказались сегодня не единственными хищниками на болоте: у кромки воды стояла пума, лакая медно-красную воду. Зверюга была того же коричневатого оттенка, что и некоторые деревья, и Джо мог бы ее не заметить, если бы она не подняла голову, когда они проехали в двадцати ярдах от нее. Длиной не меньше пяти футов, воплощение силы и изящества. Подбрюшье и горло у нее были кремово-белые, и от ее влажного меха поднимался пар. Она внимательно смотрела на машину. Нет, не на машину, а на него. Джо встретился взглядом с ее влажно блестящими глазами, древними, желтыми и безжалостными — как солнце. В измождении он вдруг словно бы услышал у себя в голове чей-то голос:
От этого ты не убежишь.
От чего — от этого? Ему хотелось задать вопрос вслух, но тут Эстебан повернул руль, и они отъехали от края болота, машина запрыгала по корням упавшего дерева, и, когда Джо снова посмотрел в ту сторону, животного уже не было. Он обвел взглядом деревья, но так и не увидел ее.
— Заметили эту кошечку?
Грасиэла непонимающе воззрилась на него.
— Пуму, — пояснил он, широко разведя руки.
Она прищурилась, словно опасалась, что с ним приключился солнечный удар. И покачала головой. Она была в ужасающем виде — вся исцарапанная, с лицом, распухшим от его ударов, искусанная москитами и слепнями. Платье разорвано на плече и на левом бедре, подол разодран. Туфли исчезли.
— Можешь его убрать, — проговорила она.
Джо проследил за ее взглядом и увидел, что до сих пор держит в правой руке пистолет. Большим пальцем он поставил его на предохранитель и сунул в кобуру за спиной.
Эстебан выехал на Сорок первое и вдавил газ так сильно, что машина сначала затряслась на месте, а потом уже рванулась по дороге. Джо сидел и смотрел на засыпанную толченым ракушечником мостовую, убегавшую от них, на безжалостное солнце в безжалостном небе.
— Он бы меня убил. — Мокрые волосы плескали ей в лицо и в шею.
— Я знаю.
— Он охотился на меня, словно я — белка ему на обед. Он все твердил: «Крошка, крошка, я всажу одну тебе в ногу, крошка, а потом вставлю тебе». «Вставлю тебе» — это значит?..
Джо кивнул.
— И если бы ты оставил его жить, — добавила она, — меня бы арестовали. И потом тебя бы тоже арестовали.
Он кивнул. Он рассматривал укусы насекомых на ее лодыжках и потом поднял глаза на ее голени, выше, выше, вверх по платью — и встретился с ней глазами. Она спокойно выдержала его взгляд. И через какое-то время перестала смотреть ему в лицо. Она поглядела на апельсиновую рощу, мимо которой они неслись. А уже потом, не сразу, снова посмотрела на него.
— Думаешь, мне сейчас скверно? — спросил он.
— Не могу сказать.
— Совсем не скверно, — сообщил он.
— И не должно быть.
— Хотя ничего хорошего я не чувствую.
— И не должен.
— Но и ничего плохого — тоже.
Пожалуй, это исчерпывающе описывало все.
Я теперь не просто живу вне закона, подумал он. Я гангстер. А это — моя шайка.
На заднем сиденье открытой патрульной машины, среди резкого запаха цитрусовых, который снова уступал место вони болотного газа, она целую милю выдерживала его взгляд, и никто из них не сказал больше ни слова, пока они не доехали до Западной Тампы.