Есть и другой пример. Сергей Ветров лишился мизинца на левой руке. Теперь он ходит, шаркая ногами, опустив взор в землю. Меня так и подмывает спросить у него:

— По какой причине ты ковыляешь? Пальца нет на руке, ноги твои абсолютно здоровы.

Покалеченную длань Ветров носит на черной повязке, он бросил работу бухгалтера, сами понимаете, сидеть и проверять счета в его состоянии невозможно. Свободное время Сергей тратит на посещение различных организаций, требуя для себя льгот: бесплатного проезда на транспорте, скидки на оплату квартиры, путевок в санаторий.

Один раз Ветров явился домой в гневе: сотрудница собеса, не выдержав общения с «несчастным инвалидом», рявкнула:

— Как вам не стыдно! Отсутствие мизинца — это не драма! Ступайте работать, вон у Ельцина нескольких пальцев не было, а он президентом стал!

— Я ей покажу, — ревел как дикий вепрь Ветров. — Будет знать, как над инвалидами глумиться.

И теперь он увлеченно бегает по судебным инстанциям.

Но Лариса Петровна принадлежит, на мой взгляд, к самому противному типу: плачущих вампиров. Подобные люди не выказывают открытой агрессии, они не требовательны, как Ветров, и не мужественны, как Анечка. Больше всего вампир любит вызывать у окружающих чувство вины.

— Огромное спасибо, — вздыхает он при виде подаренного ему нового спортивного костюма, — вы так заботитесь обо мне, калеке, обузе и камне на чужой шее. Лучше возьмите костюм себе, куда мне в нем ходить?

И у вас на душе начинают скрести кошки. Через пару недель общения с такой личностью у родственников возникает стойкая уверенность: они сволочи, здоровые гады, впереди у них долгая и счастливая жизнь, и они виноваты в том, что близкий человек мучается от неизлечимой болезни. Они начинают оказывать бедняге больше внимания, а тот в ответ еще активнее прибедняется, и вот тут им делается совсем плохо, комплекс «здоровой сволочи» душит несчастных. Как справиться с такой ситуацией? Не знаю. Наверное, надо обладать здоровым эгоизмом, чтобы понять: больному нужно помочь, но при этом нельзя терять чувство меры. Любой человек должен самостоятельно справляться со своей бедой, а не взваливать ее на плечи окружающих. Да, человеку с ограниченными возможностями надо сварить суп, но, прежде чем кидаться к плите, трезво оцените ситуацию. Если инвалид может взять ложку, то пусть ест бульон сам, а если способен нашинковать капусту с картошкой, то оставьте его на кухне. К сожалению, очень часто излишняя забота оборачивается людям во вред.

Глава 25

— Обожаю гостей, — бурно радовалась Лариса Петровна, сидя во главе стола, — конечно, к нам теперь никто не ходит! Я своим видом распугала всех друзей Карины.

— Вы великолепно выглядите, — поспешила сказать я.

— Спасибо, но я знаю, что люди боятся инвалидов!

— Мама! — с легкой укоризной сказала Кара.

— Ой, прости, доченька, — опомнилась Лариса, — я понимаю, как тебе надоела занудная старуха! Целый день в кровати лежит, ничего не делает, только стонет! Хотя я стараюсь! Всегда улыбаюсь! Мне очень тяжело, но я не показываю своих мучений!

— Я могу порекомендовать отличное лекарство, — не выдержала я, — оно купирует практически любую боль. А что вас тревожит?

— Ноги, — необдуманно соврала Лариса Петровна, — их так и выкручивает! Но я терплю до последнего, понимаю, что я обуза для Кары, вот и молчу, хотя иногда возникает такое ощущение, что ноги тигр жует.

— Это же прекрасно! — воскликнула я.

Лариса удивилась.

— Вы полагаете?

— Конечно! Вы выздоровеете! Врачи знают: если в неподвижных ногах возникает боль, значит, нервные клетки восстанавливаются, — объяснила я, — начинайте заниматься гимнастикой, и вы скоро побежите.

Глаза Ларисы Петровны наполнились растерянностью.

— Наверное, я спутала, — заявила она через мгновение, — у меня душа болит!

— Тогда рекомендую настойку валерьяны, — тут же посоветовала я, — пиона или пустырника. Посоветуйтесь с доктором, есть огромное количество чудесных препаратов.

— Я никогда не жалуюсь, молча терплю мучения, — заявила Лариса, — понимаю: я обуза для Кары, лекарства денег стоят. А моя бедная доченька — единственная их добытчица! И печень у меня болит! Она лекарств не вынесет.

— Тогда вам нельзя есть торт, — заметила я, — тем более второй кусок!

Лариса Петровна уставилась на тарелку, где лежали остатки бисквита, щедро украшенного кремом.

— Да, я обуза, — прошептала она, — даже за столом мы говорим только о моих проблемах! Это ужасно! Кара, подай носовой платок, извини, что, как всегда, мешаю тебе пить чай, но самой-то мне не встать! Господи, бедная моя доченька! Досталась же тебе увечная мать! Из-за меня ты живешь в одиночестве.

— Мамуля, — устало сказала Карина, протягивая ей салфетку, — я очень тебя люблю.

— Нет, я жернов! — зарыдала Лариса. — Камень на твоей шее! Не спорь!

— Она и не собирается, — не выдержала я, — вы совершенно правы, паралитик — это жернов на шее. Кабы не вы, Карина бы вышла замуж!

Кара закашлялась, а Лариса перестала рыдать.

— Я обуза? — спросила она.

— Огромная, — подтвердила я, — вы так часто говорите о своем несчастье, что убедили Карину: мать — ее крест.

— Хочу еще торта, — тут же перевела разговор в другое русло Лариса.

— Вам нельзя, — не выдержала я, — у вас печень! А больная печень вызывает депрессию.

— У меня нет плохого настроения, — ляпнула Лариса, — просто скучно бывает. Без учеников трудно, я привыкла приносить пользу и работать с молодежью.

— Вы преподаватель? — спросила я.

— Русского языка и литературы.

— Значит, мы коллеги, я много лет преподавала французский.

— Что вы говорите! — обрадовалась Лариса.

— Сколько вы брали за урок? — поинтересовалась я.

— Десять долларов — стандартная цена, к вступительным экзаменам в институт я не готовила, слишком большая ответственность, — пояснила Лариса, — возраст моих учеников — двенадцать-тринадцать лет.

Я схватила даму за плечо.