Шарлотта Питт еще не слышала об убийстве на Вестминстерском мосту, и в настоящий момент ее голова была занята собранием, на котором она присутствовала. Она впервые оказалась на подобном мероприятии. Собравшихся здесь людей не объединяло практически ничего, кроме интереса к проблеме представительства женщин в парламенте. Большинство не решалось идти дальше дикой и прежде немыслимой идеи об участии женщин в выборах, но крохотная группка самых отважных продвинулась далеко вперед и заговорила о том, чтобы женщины стали членами этого внушающего благоговейный страх руководящего органа. Одна женщина даже предложила себя в кандидаты для участия в выборах. Естественно, она провалилась, не получив даже намека на результат, и вышла шутка в дурном вкусе.
Шарлотта сидела в заднем ряду переполненного зала и наблюдала за первым оратором, тучной молодой женщиной с энергичным и грубоватым лицом и красными руками. Едва она встала со своего места и поднялась на сцену, в зале мгновенно установилась тишина.
— Сестры! — Обращение прозвучало довольно странно в этом разношерстном обществе. Сидевшая впереди Шарлотты хорошо одетая дама в зеленых шелках втянула голову в плечи, как бы стремясь отгородиться от общения с теми, с кем ее свела судьба, и показать, что все сказанное отношения к ней не имеет. — Мы собрались здесь по одному и тому же поводу! — продолжала молодая женщина на сцене глубоким грудным голосом. В ее речи звучал сильный северный акцент. — У нас у всех есть что сказать о том, как строится наша жизнь, какие законы принимаются и кто их придумывает! У всех мужчин, кем бы они ни были, есть возможность выбрать своего депутата парламента, и если депутат хочет избираться, он должен отвечать чаяниям своих избирателей. Половине избирателей, сестры, всего лишь половине, той самой, которая — мужчины!
Она говорила еще примерно десять минут, и Шарлотта слушала ее вполуха. Она уже и раньше слышала все эти аргументы, и для нее они уже стали неопровержимыми. Сюда же она пришла ради того, чтобы увидеть, многие ли придерживаются тех же взглядов и каково количество женщин, посещающих эти собрания не из любопытства, а из убежденности. Тайком оглядывая их, Шарлотта видела и практичную одежду в коричневых и приглушенных тонах, и фасоны пальто и юбок, не отличавшиеся изяществом, скроенные так, чтобы пережить многие смены веяний моды. У некоторых на плечи были наброшены шали, но для тепла, а не для украшения. Все это были жены клерков и лавочников, обычные женщины, которые прилагали все силы к тому, чтобы свести концы с концами.
Однако среди собравшихся присутствовали и те, кто был одет с претензией на элегантность, и они выделялись в толпе. Среди них были и утонченные молодые девушки в дорогих платьях, и почтенные матроны с пышной грудью, в бусах, мехах и шляпах с перьями.
Однако Шарлотту больше всего интересовали их лица, выражения, мелькавшие на них, когда ораторы говорили об идеях, которые все общество считало революционными, противоестественными и либо нелепыми, либо опасными, в зависимости от того, какие реальные перемены они могли принести.
В одних она видела интерес и даже проблески убежденности. В других — замешательство: идеи были слишком масштабными, чтобы их можно было принять; они требовали слишком кардинальной ломки того, что было воспитано матерью и бабушкой, образа жизни не всегда комфортного, зато хорошо знакомого своими тяготами. На некоторых лицах явственно отражалось недоверие, насмешка и даже страх перемен.
Внимание Шарлотты привлекло одно лицо, круглое и в то же время довольно утонченное, с изящными скулами, умное, пытливое, очень женственное, с сильным, упрямым подбородком. Именно выражение его и заинтересовало Шарлотту: смесь удивления и сомнения, как будто мысли входили в сознание женщины и мгновенно поднимали там множество важнейших вопросов. Ее взгляд был устремлен на выступающую, она словно боялась пропустить хоть слово. Казалось, женщина не замечает своих соседок; и правда, когда одна из них толкнула ее, и перо от кричащей шляпы задело ее по щеке, она лишь моргнула и даже не повернула голову, чтобы взглянуть на нее.
Когда на сцену поднялась третья выступающая, худая, чрезвычайно серьезная женщина неопределенного возраста, за дело взялись перебивальщики. Их интонации были вполне доброжелательными, а вот вопросы — острыми.
— Говоришь, женщины понимают в бизнесе не хуже мужиков? Ну, это делает честь твоему мужику!
— Если он у нее есть!
Зал разразился хохотом, отчасти язвительным, отчасти сочувственным: одинокая женщина в глазах большинства выглядела как печальный объект насмешек, как существо, не выполнившее свое главное предназначение.
Выступающая вздрогнула — правда, едва-едва заметно; Шарлотта допускала, что ей это просто привиделось. Женщина наверняка привыкла к подобного рода колкостям и ожидала их.
— А у тебя есть? — слегка покраснев, отпарировала она. — А дети, а?
— Естественно, есть! Десять!
Снова раздался хохот.
— У тебя и камеристка есть, и кухарка, и другие слуги? — спросила женщина на сцене.
— Естественно, нет! А кто я, по-твоему? Приходит одна девчонка убираться…
— Значит, ты сама ведешь дом?
Наступила тишина, и Шарлотта перевела взгляд на женщину с примечательным лицом. Та уже поняла, куда клонит ораторша, и одобрительно улыбнулась.
— Естественно, сама!
— Счета, расходы, покупка одежды, топливо, поведение твоих десятерых детишек? Похоже, ты хорошо разбираешься в бизнесе — и в людях. Думаю, ты отлично разбираешься еще и в характерах. Ты знаешь, когда тебе врут, когда пытаются обсчитать тебя или всучить тебе дрянной товар, верно?
— Ну да… — медленно произнесла женщина. Она еще не была готова уступить, тем более у всех на глазах. — Только это не значит, что я могу управлять страной!
— А твой муж? Он может управлять страной? Он хотя бы домом управлять может?
— Это не то же самое!
— У него есть право голоса?
— Есть, но…
— Разве твои суждения хуже, чем его?
— Милостивая госпожа! — вдруг прозвучал чей-то голос, громкий и с презрительными нотками, и все головы повернулись к даме в темно-фиолетовой шляпке. — Пусть вы достигли мастерства в покупке достаточного количества картошки, чтобы накормить семью, и еженедельно следите за ценами. Не сомневаюсь, что вы в этом преуспели. Но едва ли по значимости это может сравниться с избранием премьер-министра! Уровень-то другой.
В зале захихикали, кто-то одобрительно крикнул: «Точно, точно».
— Наше место — дома, — продолжала женщина в фиолетовой шляпке, усиливая напор на аудиторию. — Домашние обязанности — это наш естественный дар, и мы, будучи матерями, знаем, как воспитывать наших детей, — эти инстинкты пробуждаются в нас, когда в нашем чреве зарождается малыш. Такой порядок установил Господь. Наши суждения по крупным финансовым вопросам, по международным делам, по государственным проблемам бесполезны. Ни природа, ни Бог не создали нас для решения всех этих вещей, и если мы пойдем против природы и Господа, мы лишим себя и своих дочерей свойственной нам роли, а также уважения и защиты со стороны мужчин!