– Зачем пришел-то? – решила уточнить Наташа, глядя с тоской и возрастающим раздражением на исчезающее с блюда печенье. Первый раз в жизни ей было жалко свою стряпню, но пока оставалась надежда, что, получив желаемый чай, Сухоруков уберется намного раньше.
– Я же сказал, с предложением.
– С каким?
– Руки, значит, и сердца.
– Какой руки? Какого сердца?
– Замуж тебя, дуру, зову, понимать же надо! – не выдержав накала, выпалил Сухоруков. Промокнув рот рукавом полинявшей рубашки, он вытянул губы трубочкой и прошамкал: – Иди сюда, моя курочка, поцеломкай своего петушка.
Если Наташа и потеряла на некоторое время дар речи, то мыслительный процесс, наоборот, пошел полным ходом. Это что происходит? Омерзительный Баклажан, истрепавший за последние годы всю нервную систему, гадящий в лифтах и пишущий гнусности на стенах, решил на ней жениться? И искренне считает, что сейчас она подскочит на месте от счастья? Да только за попытку нажиться на Валькином исчезновении ему стоило бы открутить голову!
Посмотрев на вытянутые трубочкой губы и на блестящий фиолетовый нос Сухорукова, Наташа особенно сильно пожалела о своем гостеприимстве. Она отодвинула на край стола блюдо с оставшимся печеньем, брезгливо поморщилась и выдала угрожающий ответ:
– Убирайся, пока цел.
Сухоруков, конечно же, знал, что все невесты перед свадьбой испытывают легкое волнение, капризничают, кочевряжатся и совершают необдуманные поступки, о которых потом долго сожалеют. И, естественно, он не сомневался, что его будущая жена находится именно в таком тревожном состоянии.
– Я сексуальные отношения до брака не приветствую, – сказал он, облизываясь, – но в данном случае это не лишено смысла. Пойдем, потопчемся в кроватке, моя рыжая курочка, и все волнение мигом улетучится. Ты под венец-то в белом платье пойдешь али как? Или, может, ты невинна и меня стесняешься? Так не волнуйся…
Договорить Сухорукову не удалось, его самодовольное лицо встретилось с широким блюдом. Печенье шмякнулось на пол, стул скрипнул, радио сбилось с волны и зашипело. Наташа хватала все, что попадалось под руку, и обрушивала на ненавистного пенсионера с чувством, не жалея сил, не позволяя себе передышки. Сухоруков сначала слабо отбивался, недоуменно выкрикивая: «Ты что, ополоумела от счастья?», «Какая же ты страстная, курочка!» и «Осторожнее, это мой главный орган!», а затем завертелся волчком и заскулил. Высказав несостоявшемуся жениху на прощание все, что она о нем думает, Наташа выдворила его за дверь.
– Это что же… Мне отказали? – изумленно пробормотал Сухоруков, замерев около лифта. – Вот ведь рыжая курва, как же она посмела!
* * *
Месть и только месть! Да как она могла! Курица! Ничего особенного собой не представляет, не красавица какая-нибудь гладенькая, волосы ржавые, кожа белая, а нос воротит! Он, значит, к ней с открытой душой, с вазой, наполеоновскими планами, важной миссией и будущей славой, а она?! Сухоруков метался по комнате, разбрасывая гнев и обиду во все стороны.
– Мерзкая бабенка! – брызгая слюной, выкрикнул он и потряс в воздухе маленьким кулачком. Особенно убивали прощальные слова обнаглевшей Наташки: «Никчемный человечишко!» И это про него! – Ты мне за такие слова непременно ответишь. Заплатишь за моральный ущерб…
Планы мести нагромождались один на другой. То Сухорукову хотелось взорвать квартиру врагини, то нанять киллера, то подбросить под дверь дохлую крысу, то замуровать «дуру Наташку» в лифте на недельку. Он совершенно запутался и не знал, какое же наказание выбрать, все представлялось мелким и не слишком ужасным.
– О! Если бы я жил над тобой, я бы облил тебя сверху жидким навозом! – выдал он, не очень понимая, где его можно раздобыть.
Терпение подходило к концу: напакостить хотелось немедленно, и, соединив воедино несколько задумок, Сухоруков приступил к страшной и столь вожделенной мести. Кишка с печеночным паштетом, трепетно хранимая до ближайшего праздника, была выдавлена в Наташин почтовый ящик. На стене подъезда появилась корявая надпись: «Рыжая курва из тридцать восьмой квартиры готова на все за двадцать рублев! Она вас ждет, братцы!» Немного передохнув, выпив залпом рюмку водки, Сухоруков принялся готовиться к главному действу. Достал из шкафа небольшую бутылочку с керосином, откупорил ее и улыбнулся самодовольно и многозначительно.
Наташа никак не могла прийти в себя. От болезненной обиды, что с ней приключилась такая немыслимая, оскорбительная глупость, она даже немного поплакала. И когда этот козел ненормальный успокоится? Придет такой день или нет?
«Валька, где же ты?» – подумала Наташа, выкидывая оставшееся печенье. Пиала, из которой пил Сухоруков, тоже полетела в мусорное ведро.
– Что за дурак на мою голову… Совсем же чокнутый, и это мягко говоря!
Еще не хватало, чтобы о случившемся узнали в доме. Невеста Сухорукова! Тьфу! Почувствовав немыслимую усталость, Наташа взяла два журнала и села на диван: нужно расслабиться, отвлечься, позабыть, плюнуть на «предложение руки и сердца» с высокой колокольни!
Взгляд торопливо бежал по строчкам, но смысл прочитанного ускользал, зато запах гари, взявшийся не пойми откуда, настойчиво лез в нос и беспокоил. Отвратительный запах, точно пластмасса плавилась.
Обнаружить источники возгорания на кухне не удалось, но уже через полминуты в коридоре появился дым, и стало ясно «откуда ветер дует». Наташа быстро распахнула входную дверь и автоматически зажала ладонью нос и рот, глаза заслезились, сердце екнуло и заколотилось сильнее.
– Сухоруков…
Других вариантов быть не могло: враг вновь вышел на тропу войны и, похоже, приступил к решительным действиям. Подпалив край обивки, гадкий пенсионер, видимо, находился на вершине счастья и наверняка прятался поблизости, за углом около лифта. Дерматин горел плохо, но, к сожалению, отлично дымил и вонял.
Наташа бросилась на кухню, схватила кастрюлю, включила холодную воду и, стиснув зубы, отчаянно застонала. Почему же нет человека, способного накостылять Сухорукову?! Выбил бы хоть кто-нибудь из него все гнусности и подлости!
– Убью, – зловеще произнесла Наташа, устремляясь обратно. – Точно убью негодяя.
В это время повеселевший пенсионер готовился к последнему аккорду. Дождавшись, когда «зазнавшаяся невеста» выбежит тушить дверь, он гордо вышел из-за угла и с толком и расстановкой, громко, от души произнес отрепетированное проклятье:
– Чтоб на тебя ни один мужик до самой смерти не посмотрел! Чтоб ты вечно в девках сидела! Чтобы старость скрутила тебя раньше срока! Чтобы на лице у тебя появились бородавки! Покаешься еще, курица, ох, покаешься!
– Сволочь! – рявкнула Наташа и плеснула на Сухорукова воду. – Гад и сволочь!
Посчитав месть состоявшейся и изрядно опасаясь за собственную шкуру, пенсионер подпрыгнул и бодро побежал по лестнице вниз. Если бы не трусость, он бы добавил еще пару-тройку крепких словечек, но это успеется – вся жизнь впереди!