Джейк открыл дверцу шкафа. Он оставил у Хэла какие-то вещи, но они исчезли — возможно, их продали с помощью доски объявлений. Вместо них рядом с платьями висела шуба. Немного потрепанная, но все же шуба, одна их тех вещей, которые, как он слышал, собирали у населения и отсылали войскам на восточный фронт. Но свою шубу Ханнелора сохранила. Без сомнения, подарок друга из министерства. А может, нашла после бомбежки под обломками, из-под которых сама владелица не успела выбраться.
Он прошел в гостиную. Здесь все вроде было в порядке — продавленная кушетка, под ней аккуратно уложенный чемодан, несколько пустых грязных чашек. Рядом со столом у окна нечто новое — пустая птичья клетка. Это Ханнелора принесла. Остальное по-прежнему. Он сполоснул чашки холодной водой, затем, осваиваясь, вытер стол вокруг раковины. Когда все было сделано, встал у окна и закурил, думая о больнице. Что она еще повидала? Все это время он представлял ее в старой квартире — одевается на выход, хмурится отражению в зеркале — защищенная стеклянным колпаком воспоминаний. Словно события последних четырех лет касались только его.
Несколько сигарет спустя он наконец услышал, как по лестнице поднимается Ханнелора.
— Не закрывайте дверь, — сказала она, выключив фонарик. — Иначе он не найдет дорогу.
— Где доктор?
— Придет. Они поехали за ним. Как она?
— Спит.
Ханнелора, ворча, пошла на кухню и достала бутылку, спрятанную на верхней полке.
— Где Стив? — спросил Джейк.
— Вашими заботами с ним все кончено, — ответила она, наливая себе в стакан. — Он теперь никогда не вернется.
— Не беспокойся, таких, как он, полно.
— Думаете, это так легко. И что мне теперь делать?
— Я тебе все компенсирую. И за комнату заплачу. Ей нужно спать только там.
— А мне не нужно, да? Куда мне приводить человека, на кушетку?
— Я же сказал, заплачу. Можешь взять отпуск, отдохни немного. Заслужила.
— Идите вы к черту, — сказала она, а потом заметила вымытые чашки на столе. — Ха, услуги домработницы в придачу. Приплыли. — Но теперь она смягчилась — уже считала в уме деньги. — Сигарета есть?
Он дал ей сигарету и поджег.
— Как только ей станет лучше, я заберу ее. Вот. Возьми. — Он вручил ей деньги. — Сейчас я не могу ее забрать.
— Хорошо, хорошо. Никто никого не выкидывает. Я люблю Лину. Она всегда хорошо ко мне относилась. Не то что некоторые, — сказала она, посмотрев на него. — Во время войны она иногда появлялась, приносила кофе, проведывала. Не меня. Я знала, зачем она приходит. Ей просто хотелось побыть в квартире, посидеть тут. Проверить, все ли на месте. Повспоминать, наверное. Такая глупость. Как и все остальное, впрочем. «Ханнелора, ты переставила стул. Тебе не нравится, что он там стоит?» Я-то знала, что ей надо было. Но боже мой, какое имеет значение, где стоит стул, когда вокруг каждую ночь бомбят? «Ну переставь обратно, если тебе так лучше», — говорила я, и, как выдумаете, что она делала? Глупо. — Ханнелора допила остатки в стакане.
— Да, — сказал Джейк. Еще один стеклянный колпак. — Квартиру тебе передал Хэл?
— Конечно. Он был моим другом, вы же знаете.
— Нет, я не знал, — искренне удивившись, ответил он.
— Ну вы… вы никогда ничего не замечали. Только ее. Это все, что вы могли видеть. Хэл был очень любезен. Я всегда любила американцев. Даже вас, немного. Вы были не таким уж и плохим. Иногда, — добавила она и помолчала. — Не создавайте мне проблем. Я никогда не была нацисткой. Мне плевать, что вы думаете. Никогда. Только членом БДМ — все девочки в школе должны были вступать. Но не наци. Вы знаете, что они сделают? Мне дадут продовольственную карточку «номер V» — а это карточка смерти. На нее не проживешь.
— Я не хочу создавать тебе проблем. Я благодарен тебе.
— Угу, — сказала она, потушив сигарету. — Но спать я буду на кушетке. Ладно, давайте я заберу вещи.
Вернулась она уже в шелковой ночной рубашке, тяжелые груди выпирали. Подруга Хэла.
— Вас не смущает? — спросила она почти кокетливо. — Ну ничего не поделаешь, раз уж я буду здесь. — И застелила кушетку простыней.
— Она все еще спит?
Ханнелора кивнула.
— Она не очень хорошо выглядит.
— Сколько она уже болеет?
— Неделю, может, две. Когда приехала, я думала, она просто устала. Знаете, сейчас все выглядят усталыми. Я не знала. Что я могла сделать? Есть было почти нечего.
— Завтра я принесу еды. Для обеих.
— И сигарет можно? — Она принялась вытирать лицо мокрой тряпочкой, убирая вместе с макияжем годы. Сколько ей сейчас, лет двадцать пять?
— Конечно.
— Герр Гейсмар, — сказала она сама себе, покачивая головой. — Опять в Берлине. Кто бы мог подумать? И в той же комнате, а?
— Я подожду, — сказал Джейк. — Если хочешь, поспи.
— О, с мужчиной в комнате. Вряд ли. Если только прикорну немного.
Но мгновение спустя она уже отключилась. Рот раскрыт, груди едва прикрыты простыней, беззаботный сон ребенка. Оставалось только ждать, уставившись в зловещую темноту Виттенбергплац. В уме он составил список — еда, лекарства, если он достанет в медпункте, притворившись больным. Если нет, то через Гюнтера, который мог достать все. Но какие лекарства? Он посмотрел на часы. Час тридцать. Какой доктор придет в два часа ночи?
Он пришел в три, поднялся, слегка топая по лестнице, и нарисовался скелетом в проеме двери. Откашлялся, как будто позвонив в дверь. Он был почти гротескно худым, глаза ввалились, как у заключенного. Где его только откопал Дэнни? Рюкзак вместо докторского саквояжа.
— Вы врач?
— Розен. — И официально кивнул. — Где она?
Джейк показал на спальню, заметив, как Розен оглядел спящую на кушетке Ханнелору.
— Прежде всего — где можно помыть руки?
Джейк подумал, что это эвфемизм, но в ванной Розен действительно вымыл руки, а затем методично, как хирург, вытер их.
— Может, вскипятить воды? — растерявшись, спросил Джейк.
— Зачем? Она что, рожает?
В спальне Джейк осторожно ее разбудил и отошел в сторону, когда Розен чистыми руками стал ощупывать ей горло, проверяя, очевидно, не опухло ли. Вместо термометра приложил ладонь ко лбу.
— Сколько?
— Не знаю. Она говорит неделю, другую.
— Слишком долго. Почему не вызывали раньше?
Слишком сложно объяснять, так что Джейк просто молча стоял, нависнув над ним.
— Я могу что-то сделать?
— Можете сварить кофе. Меня в такое время не часто поднимают.
Джейк пошел на кухню, чувствуя себя будущим отцом, которого отослали на кухню, чтобы не путался под ногами. Налил воды в чайник. Слегка хлопнув, загорелся газ. В гостиной со стоном заворочалась Ханнелора.