На мгновение изумленный Джейк не знал, смеяться ему или злиться. Она специально так делает, чтобы обеспокоенные люди регулярно к ней возвращались? С мыслями, которые не дают спать ночью. Хаусфрау с приемной, полной озабоченных вдов.
— Может, она еще встретит прекрасного незнакомца. Уверен, вы по картам видите много таких.
Она слабо улыбнулась.
— Да, верно. Понимаю, о чем вы. — Она посмотрела в сторону другой комнаты. — Но какой от этого вред? — И снова повернулась к нему. — Кто скажет? Иногда все верно. Иногда карты удивляют даже меня.
— Прекрасно. Буду присматривать — в обе стороны.
— Как пожелаете, — сказала она и повернулась спиной, больше не задерживая его.
— Чего она хотела? — спросила Лина у дверей.
— Ничего. Американских сигарет.
Они пошли вниз по лестнице. Лина притихла.
— Да, ушло пятьдесят марок, — сказал Джейк.
— Но она все знала, — сказала Лина. — Откуда?
— Что знала?
— Что она имела в виду — рядом со смертью, женщина?
— Откуда я знаю? Туману напускала.
— Нет, я видела, как ты посмотрел на нее. Для тебя это что-то значило. Расскажи мне.
Она остановилась в двери так, чтобы ее не было видно с улицы.
— Помнишь ту девушку на Гельферштрассе? В гостинице? На следующий день ее убили. Несчастный случай. Я стоял рядом, думаю, она это имела в виду. Вот и все.
— Несчастный случай?
— Да.
— А почему ты мне раньше не рассказал?
— Не хотел расстраивать тебя. Это был просто несчастный случай.
— Фрау Хинкель так не думала.
— А что она знает?
— Она знала о детях, — опустив глаза, сказала Лина.
— Двоих.
— Да, двоих. Моего ребенка от русского. Откуда она могла узнать о нем? — Расстроившись, она отвела взгляд. — Карты матери. А я его убила. И никакой любви для него.
— Не надо, Лина. — Он взял ее за подбородок и приподнял его. — Глупости все это. Ты же знаешь.
— Да, знаю. Это был просто ребенок. Я не хочу думать об этом. Убить ребенка.
— Ты не убивала. Это разные вещи.
— Ощущение одинаковое. Иногда я вижу его перед собой, знаешь? Повзрослевшего. Мальчика.
— Перестань, — сказал Джейк, гладя ее по волосам.
Она кивнула, ткнувшись головой ему в ладонь.
— Знаю. Только будущее. — Она подняла голову, как бы физически прогоняя настроение, взяла его руку, провела пальцем по ладони. — А это я?
— Да.
— Такая линия. У мужчины, — сказала она, копируя голос фрау Хинкель.
Джейк улыбнулся:
— Должны же они говорить хоть какую-то правду, иначе люди просто не придут. Как насчет ванны?
Она повернула его руку и посмотрела на часы.
— Ой, смотри. Уже поздно. Извини. — Она наклонилась и чмокнула его в щеку. — Я ненадолго. А ты что будешь делать? — спросила она, когда они направились к площади.
— Собираюсь поискать нам новую квартиру.
— Зачем? С Ханнелорой же неплохо.
— Думаю, это необходимо.
— Зачем? — Она остановилась. — Ты чего-то недоговариваешь.
— Я не хочу, чтобы ты была приманкой.
— А как же Эмиль?
— Там остается Ханнелора, если он вдруг придет.
Она посмотрела на него.
— Значит, ты думаешь, что он не появится. Рассказывай.
— Вполне возможно, что он попал к русским.
— Я не верю в это, — сказала она так быстро, что Джейк обеспокоенно взглянул на нее. Две линии.
— Я сказал — возможно. У человека, который вывез его из Крансберга, были русские деньги. Думаю, он продал информацию — о местонахождении Эмиля. Я не хочу, чтобы они достали и тебя.
— Русские, — сказала она сама себе. — Я им нужна?
— Им нужен Эмиль. А ты его жена.
— Они думают, я поеду к ним? Никогда.
— Русские об этом не знают. — Они снова пошли через площадь, где женщины все еще таскали кирпичи. — Это просто мера предосторожности.
Она посмотрела на их дом, целехонький среди груды развалин.
— А где сейчас безопасно? Здесь я всегда чувствовала себя в безопасности. Всю войну я знала, что все будет хорошо.
— И сейчас нет никакой опасности. Я просто хочу найти что-нибудь более надежное.
— Защитник, — хмыкнула Лина. — Все-таки она была права.
— Давай, поехали, — сказал он, забираясь в джип.
Она снова посмотрела на дом, затем села в машину и стала ждать, когда он заведет мотор.
— Безопасность. В больнице они хотели, чтобы я стала монахиней. Надела на себя рясу, понимаешь? «Наденьте это и вы будете в безопасности», — говорили они. Но она меня не уберегла.
Пастор Фляйшман исхудал так, что остались кожа да кости, а над белым воротничком выпирало адамово яблоко. Он стоял перед вокзалом «Анхальтер» с ручной тележкой и в своем облачении странным образом был похож на носильщика.
— Лина. Я уже стал беспокоиться. Смотрите, что я нашел. — Он показал на тележку. — О, но автомобиль… — Он с интересом посмотрел на джип.
Лина в замешательстве повернулась к Джейку:
— Ты не против? Я не хочу просить — знаю, это запрещено. Но они так устают после поезда. А идти очень далеко. Ты не поможешь?
— Не вопрос, — сказал он пастору, потом протянул руку и представился. — Скольких вы ожидаете?
— Точно не знаю. Возможно, двадцать. Очень любезно с вашей стороны.
— Тогда придется перевозить их поочередно, группами, — сказал Джейк, но пастор просто кивнул — детали его уже не интересовали, как будто господь преумножит джип, как хлебы и рыбу.
Они ждали на переполненной платформе; сквозь пустую искореженную клеть крыши просматривалось небо. Фляйшман привел с собой еще одну помощницу, и пока они с Линой разговаривали, Джейк стоял, прислонившись спиной к колонне, курил и наблюдал за толпой. Вокруг кучками понуро сидели люди, держась за рюкзаки и сумки. Обычная вокзальная сутолока замедлилась здесь до безжизненного оцепенения. Компания мальчишек-беспризорников рыскала глазами в надежде что-нибудь стянуть. Слонялся русский военный — наверное, в поисках девчонки. Усталые женщины. Все как обычно, что навевало ощущение покоя. Джейк вспомнил собственные проводы. На платформе с шумом пили шампанское, было полно военных в новенькой форме. Кому-то подмигивала Рената, намереваясь что-то отколоть.
— А где вы выучили немецкий? — вежливо спросил Фляйшман, чтобы скоротать время.