День медленно клонится к вечеру. Я уже упоминала, что не являюсь церковным человеком, но отчего-то мне казалось, что верующие рано ложатся спать. Поэтому визит в Казаково я решила отложить на завтрашнее утро и прямиком направилась в Мопсино.
– Ну наконец-то! – закричала Лиза, сидевшая в гостиной у телевизора. – Неужели нельзя пораньше приехать домой? Вспомнить о несчастных, брошенных детях и поторопиться к ним?
Я покосилась на Лизавету. За последний год девочка сильно вытянулась, стала выше на голову, переросла и меня, и Катюшу, почти сравнявшись по росту с Костиным. Размер ноги у Лизаветы тоже скоро будет как у майора. Вовка носит ботинки сорок второго размера, а Лиза вчера обнаружила, что ей малы прошлогодние босоножки с маркировкой «40».
– Кое-кому наплевать на деток, – сладострастно ныла Лиза, – вот так и растешь, ненужная, забытая, голодная.
– У голодных малышей есть руки и ноги, – парировала я, – а в холодильнике полно еды – суп, котлеты, картошка.
– Ага! Все греть надо, – надулась Лиза.
– Просто поставить в СВЧ-печь, – возмутилась я. – Это элементарно!
– Вау! – заорала Лизавета. – Палец уколола!
– Ты шьешь? – изумилась я. – И с каких же пор ты увлекаешься рукоделием?
– Издеваешься… – мрачно насупилась Лизавета.
– Мне и в голову это не придет, – сказала я.
Лизавета обиженно засопела.
– Конечно, мои проблемы никого не волнуют. Делай, Лизонька, куклу, мучайся…
– А-а, игрушка для аукциона, – осенило меня.
– Верно, – подхватила рукодельница. – И кто-то обещал ее смастерить! Только не подумай, что я обижаюсь, давно поняла: нужно решать свои проблемы самой, нельзя ожидать от людей бескорыстной помощи. Мир жесток, каждый сам за себя.
– Из чего ты решила соорудить ляльку? – залебезила я, пытаясь подлизаться к девочке.
Лизавета шмыгнула носом.
– Вот Катька Федорова тоже принцессу мастерит, но ей родители ни в чем не отказывают. Катюха сегодня хвасталась, что мать купила парчу для платья, настоящую кожу для ботиночек. К тому же поделку создаст лучший в Москве художник.
– Нечестно выдавать за собственное изделие чужих рук, – я решила слегка приободрить Лизавету. – Конечно, кукольник профессионально выполнит работу, но все вокруг поймут: Федорова врет, и перестанут ее уважать.
Лизавета сморщилась так, словно сделала большой глоток лимонного сока без сахара.
– Лампа, очнись, на дворе не каменный век! Помнишь, у нас конкурс был – пекли всякие булочки, печенья?
– Да, – кивнула я. – Твой кекс получил тогда поощрительную грамоту.
Глаза Лизаветы наполнились слезами.
– Ага! Мне ее из глубокой жалости дали!
– Очень милая была выпечка, – сказала я, – слегка, правда, косая на один бок, но зато всем понятно: ученица Романова сама стояла у плиты, ей никто из опытных хозяек не помогал.
По щеке Лизы потекла большая прозрачная капля.
– Лампа, ты не разбираешься в современном мире! Жаль, что не нашла времени прийти на кулинарное состязание. Там такие обалденные вкусности были. Торт из безе, украшенный фигурками животных! «Тирамису» с желе! «Наполеон» с фейерверком! Мой кексик смотрелся убого, я забилась в самый дальний угол, когда его представляли.
– Неужели твои одноклассницы такие умелые кондитерши? – поразилась я.
Лиза воткнула иголку в подлокотник кресла.
– Перестань издеваться! Машка Короткова, которой Гран-при вручили, сахар от соли не отличит, у них в доме полно прислуги, которая дочери хозяев все на стол подает. Мать Коротковой заказала торт в кондитерской «Лермонтовъ», там суперские вещи делают. А ты от меня отмахнулась, даже слушать толком не стала. Когда я о конкурсе сообщила, что в ответ от тебя услышала? Мол, пеки кекс, рецепт простой, и продукты все есть. И знаешь, что директриса сказала, когда мне грамоту давала?
Я покачала головой.
– Нет!
– Вот и радуйся, что не слышала, – загундосила Лиза. – Взяла наша директриса бумажонку и завела: «Дети, грамотой поощрим Романову. У нее нет отца, семья испытывает материальные трудности, но Лиза не пожалела чуть-чуть денег, чтобы смастерить это… э… Лизонька, как называется твой… м-м-м… пирожок? Он настоящий или из пластилина?» Представляю, что она выдаст, увидев завтра мою куклу!
Лиза отшвырнула нечто, более всего напоминавшее кривой мешок, и зарыдала.
Я попыталась утешить горемыку:
– Спокойно, сейчас сделаем лучшую на свете Барби.
– Из чего? – взвилась девочка. – У куклы должно быть шикарное платье, и волосы на голове, и обувь, и драгоценности!
– Завтра прямо с утра поеду в магазин и…
– Лампа, – остановила меня Лизавета, – утром поделку надо сдавать!
Я испустила горький вздох. Почему бы девочке не начать нервничать вчера? У нас бы тогда имелся в запасе целый день. Вот только делать замечание впавшей в истерику Лизе бессмысленное дело, надо постараться ей помочь. Но мне в голову, как назло, не приходило ни одной конструктивной мысли.
– Чего ревешь? – заорал Кирюша, всовываясь в столовую. – Опять из-за Ромки Воскобойникова сопли развесила?
– Дурак! – вспыхнула Лиза и убежала, не забыв по дороге пнуть его по коленке.
– Ой! – взвыл Кирик. – Лампудель, ты видела? Она меня лягнула! Со всей добротой! Вот меня бы за такое ты отругала! Почему Лизке все разрешают?
– Кто такой Роман Воскобойников? – спросила я.
Кирюшка захихикал.
– Идиот из параллельного класса, весь такой гламурный, с маникюром. Лизка по нему страдает, но никаких шансов у нее нет. Воскобойников только с теми дружит, кто чем-то выделился, типа звездой стал, на простых он не смотрит.
Я села в кресло.
– Теперь понятно.
– Что? – спросил мальчик.
Узнав о желании Лизаветы сшить самую красивую куклу, Кирюшка презрительно фыркнул:
– Вот дура! Ну глянет на нее Воскобойников разок, и чего?