– Нет, похвастаться любовью ко всему человечеству я не могу, – улыбнулась я, – проявила разумный эгоизм. Затеят женушки этого мужика стульями швырять, еще попадут мне по голове.
Арсений неожиданно погасил любезную улыбку.
– Ты даже не представляешь, на какие поступки способны бабы! – с жаром воскликнул он. – Встречаются редкостные сволочи. У моего приятеля была подруга. Жили они вместе пару лет, всем довольные. Мадам имела мужа, поэтому о браке с любовником не заговаривала. Потом друг надумал жениться, ему сосватали хорошую девочку из богатой семьи, все катило к свадьбе. И тут у любовницы, а ей, скажем, было за сорок, умер супруг. И началось. Баба стала преследовать мужика со словами: «Ты обязан повести меня в загс». Ну с какой стати? Она уже бабушка! Приятель попытался отделаться от зануды, но матрона приперлась его шантажировать. «Поеду к твоей невесте, расскажу ей правду».
Арсений схватил салфетку и громко чихнул.
– Будь здоров, – пожелала я, – расти большой.
Помощник Льва Георгиевича почесал нос:
– Шеф в последнее время то кашляет, то хрипит, говорит, что у него аллергия на табачный дым. Приказал всем бросить курить, а тем, кто не согласился, пригрозил увольнением. Но что-то мне подсказывает: у босса вульгарная простуда. Я вот расчихался! Левчик теперь дикую дрянь в нос брызгает, она воняет анисом, а меня от этого запаха тошнит.
Я не успела дослушать до конца его жалобы, на столе завибрировал сотовый.
– «Макс», – не замедлил прочитать на дисплее Арсений. – Это кто?
– Знакомый, – я уклонилась от прямого ответа и взяла телефон.
– Давай встретимся? – весело заверещал Максим. – Есть кое-что интересное! Ты где?
– Ну… делами занимаюсь, – не слишком уверенно ответила я.
Не стоит рассказывать мужчине, с которым у тебя поздняя стадия конфетно-букетных отношений, плавно перетекающая в романтично-сексуальную, об ужине с другим представителем сильного пола.
– Желаете «Шато Эскем»? – бесцеремонно спросил официант.
– Не советую, – моментально отреагировал Макс, – во всей Москве не найти этого вина. «Шато Эскем» не выносит транспортировки, его продают исключительно в долине Луары. Возьми бутылку без понтов.
– Эй, это не то, что ты подумал, – зашептала я, – а исключительно рабочая встреча.
– А я чего? – прикинулся изумленным Максим. – Я не сомневаюсь. На дворе холодный февральский вечер, уже за восемь, как правило, именно в это время и проходят совещания.
Официант поставил передо мной тарелку и проорал:
– Папироли!
– Ты в «Вивальди»! – слишком весело воскликнул Макс. – Лучшее место в городе для деловых встреч. Средний счет на одно скромно пожравшее лицо – около десяти тысяч рубликов. Ты когда-нибудь пробовала папироли?
Я глянула в тарелку: там лежали небольшие блинчики, посыпанные чем-то темно-бордовым, – и призналась:
– Нет.
– Шикарная вещь, – зачастил Макс, – но, к сожалению, наши люди не умеют ее правильно употреблять и теряют половину удовольствия. Поверь, папироли не похожи ни на манго, ни на взбитые сливки, ни уж тем более на мусс из вишни.
Я сглотнула слюну:
– Вкуснее?
– Сколько их у тебя в порции? – осведомился Макс.
– Две штучки.
– Отлично! – невесть чему обрадовался он. – Осторожно складываешь их горкой, один на другой, и разом запихиваешь в рот.
– Может, лучше порезать на кусочки? – усомнилась я, поглядывая на принесенные официантом нож и вилку.
– Вот это основная ошибка европейцев! – возмутился Максим. – Хотят полакомиться диковинной кухней, а подходят к ней со своими мерками. Папироль, именно так правильно произносится название, а не на итальянский манер «папироли», привезен с Востока, там он считается праздничным кушаньем. Арабы предпочитают есть его руками, и они правы, потому что столовые приборы изменяют вкус. Накромсаешь папироль, из него вытечет большая часть начинки, а она здесь основной компонент. Ну, начинай.
Я аккуратно выполнила указание Макса.
– Разевай пошире рот и заталкивай в него пирамиду, – крикнул он из трубки.
Я подчинилась.
– Ну как? – заботливо осведомился Максим. – Почему не слышу вопля?
Мои зубы сомкнулись и прорвали тонкое тесто. Сначала язык ощутил, как из папироля выдавливается нечто, смахивающее на кисель. Потом нёбо защипало, в глотку вонзились сотни мелких иголочек: наверное, такое ощущение испытывает лиса, решившая проглотить ежа. Но только в моем случае ежик был нафарширован атомными боеголовками.
Рот превратился в полигон для испытания ракет. По языку каталась раскаленная петарда. По щекам потекли слезы, и я поняла, что выражение «искры из глаз» не фигуральное. У меня из-под век вырвались струи огня, а из носа, кажется, повалил дым.
– Господи, – прошептал Сеня, – атас!
Я бросила телефон на стол и опрометью кинулась искать туалет. Следующие пятнадцать минут ушли на полоскание рта холодной водой и на питье ледяной минералки, которую притащила испуганная официантка. Кое-как мне удалось погасить пожар, я напудрила нос и медленно выползла в зал.
– Жива? – озабоченно поинтересовался Сеня.
Я кивнула.
– Ну ты даешь! – восхитился помощник Льва Георгиевича. – Слопать разом порцию папироли! Это как гранату проглотить! Я их рублю на малюпусенькие кусочки и очень осторожно, по крошечке, забрасываю в рот. Знаешь, из чего их готовят?
– Нет, – еле слышно призналась я.
– Это национальное мексиканское блюдо, – ввел меня в курс дела Сеня, – блинчики из пресной кукурузной муки, внутри начинка из пяти сортов перца – жгучий красный, кайенский, дьявольский оранжевый, зеленый сатана и белая акула.
Я покосилась на телефон. Ну, Макс, погоди! Решил отомстить мне за то, что я отправилась в ресторан с другим мужчиной? Нанесу тебе ответный удар!
Я поманила пальцем официанта, тот, чуть не упав, ринулся к столику.
– К вашим услугам.
– Папироли не совсем удались, – стараясь казаться бодрой, зачастила я, – повар не доложил в них начинки. Есть что-нибудь позабористее?