Кое-как накрасив губы, я уставилась в зеркало. Очень надеюсь, что никто из моих приятелей никогда не узнает, как писательница Виолова полакомилась куском туалетного мыла. Представляю, какую бурю восторга вызвала бы сия новость у ехидных папарацци. Но я не виновата, меня запугал Ребров. Не расскажи Гарик про тухлые салаты и несвежую рыбу, мне в голову не взбрело бы лопать конфету! То, что в жестянке мыло, я поняла, только услышав приказ Павла Степановича официанту. Крылышки совершенно не походили на мыло, и они пахли ванилью!
Ладно, хватит себя ругать, эпизод закончился благополучно, мой промах никем не замечен. Сейчас загляну на минутку в кабинку и пойду искать Тамару. Славу богу, голод отступил, мне уже абсолютно не хотелось есть!
Я открыла пластиковую дверь, увидела унитаз и пришла в негодование. Ну что за люди! Если уж вам пришла в голову идея поднять стульчак, то опустите его назад! Ну зачем это делать? На стене висит коробочка с одноразовыми, бумажными сиденьями, неужели непонятно, что следует вытащить одно, расстелить, спокойно сделать то, зачем вы пришли, выбросить использованную подстилку в мусор, помыть руки и уйти? Ну ладно мужчины, они все неаккуратны, но женщины! И как мне поступить? Не хватать же пальцами стульчак! Я вытянула вперед правую ногу, подцепила круг и стала опускать его на унитаз. Нет, я молодец, здорово придумала. Ну, раз, два… три!
Туфелька неожиданно соскользнула с ноги и упала в унитаз. Я замерла в позе цапли, потом попыталась оценить размер бедствия.
Технически выудить обувь легче легкого. Но вы наденете балетку, которая искупалась в общественном сортире? То-то и оно! И как мне теперь передвигаться? Босиком? Слава богу, я утром нацепила прозрачные носочки, но все равно в них неудобно идти по залу. Черт возьми, ну почему со мной постоянно случаются неприятности? А сегодняшний день просто побил все рекорды: сначала я съела мыло, теперь утопила балетку. «Спокойно, Вилка, – сказала я себе, – отчаяние плохой советчик! Из любой безвыходной ситуации, как правило, есть два выхода».
Забыв, зачем зашла в кабинку, я на одной ноге проскакала до раковины, осмотрелась и увидела на этажерке белые салфетки, свернутые трубочками.
Через десять минут, тщательно привязав к ступням кусочки махры, я пошла наверх. В конце концов, современные модельеры полны креативных идей, махровые салфетки на моих ногах запросто сойдут за новомодные ботиночки. Главное, чтобы они не свалились.
Оказавшись в зале, я встала у стены и наметила план действий. Итак, сейчас пробираюсь во внутренний двор, отыскиваю Тамару, задаю ей несколько вопросов, затем сажусь в машину, рулю до ближайшего магазина, покупаю первые попавшиеся туфли и…
– Вы Арина Виолова? – спросил вдруг мужчина с фотоаппаратом на груди. – Не отрицайте, я узнал вас!
– Да, – кивнула я. – Только не кричите, я не хочу привлекать к себе внимание.
– Вы выбрали самое подходящее место, чтобы остаться незамеченной, вечеринку «Тутси», – фыркнул папарацци. Хорошо, мне нужен эксклюзив, а другим он ни к чему. Щелкнемся пару раз?
– Ладно, – безнадежно кивнула я.
Репортер навел объектив.
– Улыбочку!
Я оскалила зубы.
– Ну что уж так… – обиделся журналист. – Добавьте искренности, пожалуйста! Чи-из! Шикарно! Может, наденете туфли? Понимаю, у вас заболели ноги, но сниматься лучше в обуви.
– Вы о чем? – изобразила я непонимание.
Мужик ткнул пальцем в сторону.
– Лодочки нацепите…
Я покосилась в указанном направлении. У стены сиротливо стояли дамские туфли, чуть поодаль валялась меховая горжетка, еще дальше лежала сумочка. Кто-то из гостей, очевидно, хорошо покушав коньяку, растерял часть гардероба. Кстати, вещи тут давно, я обратила на них внимание, как только появилась на вечеринке.
– Пожалуйста, – поторопил меня корреспондент.
Я хотела было сказать, что обувь не моя, но бросила взгляд вниз. Так и есть! Махровые салфетки развязались, лежат чуть поодаль. Писательница Арина Виолова стоит в носочках на каменной плитке!
– Плиз, – стал нервничать папарацци, – всего один снимок.
Что делать? Честно сказать: «Обувь не моя»?
Репортер, конечно, удивится и задаст вполне логичный вопрос: «Вы пришли босиком?» И тогда я окажусь в ловушке.
Если сообщу правду, борзописец состряпает статейку с броским названием «Заплыв Виоловой в унитазе». Совру, что люблю прогуливаться босая, – напишут: «Издательство „Элефант“ платит Виоловой такие копейки, что несчастная не может себе купить туфли». Куда ни кинь – везде клин.
Но делать нечего, надо выпутываться из очередной неприятности.
– Вы правы, – забубнила я, надевая чужую обувь, – от жары ноги отекли, вот я и сняла шпильки.
– Сам еле стою, – ответил папарацци. – Бедные женщины! Как вы только на каблучищах носитесь. Можете сделать шаг влево? А то в объектив коридор попадает, некрасиво.
– Конечно, – улыбнулась я и попыталась выполнить просьбу журналиста.
Но ноги не послушались, они словно приросли к полу. Я дернулась раз, другой, третий…
– Что случилось? – удивился корреспондент.
– Э… я мозоли натерла, – пролепетала я, – двинуться не могу. Очень больно.
– Бедняжечка, – проявил человеколюбие корреспондент. – Ладно, спасибо!
Щелкнув еще пару раз затвором, папарацци исчез в толпе.
Едва он убежал, я попыталась вылезти из слишком больших для меня туфель, но и тут потерпела фиаско. Ступни словно приклеились, вытащить их оказалось невозможным, а сделать шаг в чужих баретках не получилось. Я чуть не упала, пытаясь отодрать от пола подошвы. Положение было катастрофическим – в зал прибывали все новые гости, число журналистов тоже увеличивалось, меня могли узнать другие папарацци и сфотографировать. Будет странно, если я останусь стоять на одном месте, но самая большая неприятности произойдет, если за туфлями вернется их законная владелица и с возмущением завопит: «Какого черта ты делаешь в моих шпильках?»
На крик, естественно, сбегутся представители прессы. То-то им будет радости! Но в еще больший восторг придет Ребров, когда прочитает в Интернете сообщения, типа: «Арина Виолова от безденежья пустилась на воровство»; «Авторы „Элефанта“ вынуждены красть туфли на тусовках»; «Детективщица сперла алмаз „Шах“; „Арина угнала самолет с сорока сиротами на борту“.