– Так не интересно даже во второй, – удивилась Тамара, – все тайны раскрыты.
– Я правила текст, переписывала его и все равно осталась недовольна. В первоначальном варианте погибал сантехник, тот, что труп нашел. Но, поразмыслив, я оставила его в живых, иначе не складывался сюжет.
Тамара вытаращила глаза:
– Я вас, кажется, узнаю… Точно! Ой, мамочки, Виолова! Ну офигеть! Вы ходите в туалет?
Оригинальное замечание. Надеюсь, Тамара не очень разочаруется, сообразив, что писатели иногда пользуются унитазом, принимают душ, едят и пьют. Причем некоторые пьют очень много и не минеральную воду.
– С ума сбеситься! – ликовала уборщица. – Можно я вас потрогаю?
– Пожалуйста, – разрешила я.
Она вскочила и кинулась ко мне.
– Продолжение про Нику Коршунову будет?
– Не знаю, – честно ответила я.
– А Лена Потапова замуж выйдет?
– Не знаю.
– Костя Мартынкин на ней женится?
– Не знаю.
Тамара села на ведро и уставилась на меня:
– Может, правду в газетах печатают, что ты не сама пишешь? Чего ни спрошу, ответить не можешь.
– Просто я пока не придумала продолжение.
– А-а-а! Ясненько, – еще более разочарованно сказала она. – Еще сообщали, что твой муж застрелился.
– Сейчас я не замужем, а бывший муж жив-здоров, недавно я разговаривала с ним. Сделай одолжение, помоги мне…
Тома протянула книгу.
– Автограф дашь?
– С удовольствием.
– Тогда напиши: Тамаре Короткиной с любовью и наилучшими пожеланиями от автора.
Я вынула из сумки ручку и выполнила просьбу.
– Супер! – пришла в восторг Тома. – Девчонки обзавидуются. Чем я тебе помочь могу?
– Расскажи про свою хозяйку, Эмму Поспелову.
Тамара насупилась:
– Она меня выгнала. Взяла и выставила вон.
– За что?
– Без причины.
– Так не бывает!
– Ошибаешься, – пригорюнилась Тамара. – Я ведь в Греции давно, в нескольких домах работала, и все довольны оставались, характеристики хорошие имела. Не меня выгоняли, я сама уходила. В одном месте хозяева трех кошек держали, а у меня, хоть я животных люблю, аллергия открылась. В другом мальчишка, сынок хозяйский, приставать начал. Ушла и оттуда, о причине умолчала, сослалась на нездоровье. Зачем мне досужие сплетни? В общем, все в таком роде. А потом я попала к Эмме, все отлично шло. Она тихая, дома сидела, в город носа не высовывала, даже в магазин. Все книги читала: Чехов, Толстой… Музыку классическую слушала. Замечаний не делала, если что хотела, тихим голосом просила: «Томочка, приготовьте мне мусаку». Или: «Тамарочка, съездите в город за продуктами». Вот только курила она – чума! Весь день с сигаретой в зубах! Одну затушит, тут же другую поджигает. Я вечером в домик убегу, сяду у открытого окна и надышаться не могу. Знаешь, прямо отрава. Стала даже об увольнении думать, но не всерьез. Зарплата ведь большая, жила в хороших условиях, на еду я не тратилась, хозяйка не скандальная, а дым можно и потерпеть. Так я с утра размышляла, а к вечеру, нанюхавшись, опять убегать собиралась.
– Так почему вас Эмма выгнала?
– Она курить бросила.
– Интересная причина!
Тамара вытащила из-под стеллажа пластиковое ведро, перевернула его и предложила:
– Садись, в ногах правды нет.
Я устроилась на импровизированном стуле и поинтересовалась, тоже переходя с собеседницей на «ты»:
– Каким образом связан ее отказ от сигарет с твоим уходом?
Тома потерла лоб.
– Вечером она меня около пяти к себе отправила, раньше чем обычно. Депресняк словила.
– Эмма была подвержена приступам плохого настроения? – уточнила я.
Тамара покусала нижнюю губу.
– С такой красотой радоваться особо нечему, – усмехнулась она. – Один раз я увидела ее без одежды, случайно, и чуть в обморок не упала. Ой, мамочка! Прямо на жалость меня пробило! Никакие деньги не нужны, если за них такая цена, подумала, уж лучше я унитазы драить буду, зато симпатичная, и ноги хорошо сгибаются. Эмма на диван знаешь как ложилась?
– Нет, – помотала я головой.
– Сначала садилась, потом на бок ложилась и махом обе ноги запрокидывала. Больно ей было – под коленями рубцы, – пояснила Тамара. – Эмма их каждый день разрабатывала. Я сколько раз слышала: стонет, а ноги тянет, положит одну на подоконник и старается. Как-то раз она упала, я из кухни прибежала, стала ее поднимать, ну и не удержалась, сказала: «Зачем себя так мучаете? Не балерина ведь!» Эмма вздохнула и ответила: «Если брошу занятия, скоро ходить не смогу, рубцы надо постоянно тренировать, иначе они задеревенеют. Тогда мне каюк». Я ее после этих слов зауважала. Огромной силы воли женщина! Плакала она только в своей ванной, пустит воду и сидит там.
– Вероятно, Эмма принимала душ, – заметила я.
– Нет, – возразила Тамара. – Я потом прибирать заходила и видела: ванна сухая, губка тоже, полотенца не тронуты, а на раковине гора использованных носовых платков. Рыдала она, но не хотела, чтобы посторонние знали. Пыталась беззаботной казаться. Так вот, ушла я в пять…
Утром, ровно в восемь, Тома вошла в большой дом и обнаружила хозяйку на кухне, у кофемашины.
– Вы уже встали? – поразилась поломойка.
– Да, – прохрипела Эмма.
– Ой, вы простудились! – всплеснула руками Тома.
– Не твое дело, – огрызнулась Поспелова.
Тамара удивилась. До сих пор хозяйка с ней грубо не разговаривала. Очевидно, Эмма почувствовала свою бестактность и примирительного заявила:
– Это от сигарет.
– Надо бы бросить курево, – посоветовала Тома.
– Уже, – заявила хозяйка. – Больше не стану дымить.
– Правильно, – одобрила Тамара, – еще, не дай бог, рак легких получите.