– Значит, обеспеченность не главное… – задумчиво проговорил безликий голос. – И карьера не прельщает.
– Может быть… – предположил другой голос.
– Верно, – хмыкнул первый. – Можно и так. Александра.
– Да, – настороженно отозвалась я.
– А как же другая сторона жизни правительницы? – вкрадчиво спросили стихии. – Мужчины… тебе ведь придется выйти замуж. Выгодно выйти. Не ориентироваться на личные симпатии или антипатии. Терпеть ласки мужа… рожать детей. В муках рожать от нелюбимого мужчины.
Я холодела от каждого слова. Да… они нащупали то, чего я не хотела. То, чего я боялась больше, чем смерти в Храме. Жизни, в которой для меня не будет даже искры радости. Видимо, воздействовали они не только вербально, так как перед глазами проносились яркие картины. Вот она я на свадьбе с неизвестным. Брачная ночь, полная неприятия и боли. А потом жизнь… Отвращение к мужу, которое скрывается за холодной вежливостью.
– Да, – торжествующе продолжил стихия, – смотреть, как твои подросшие дети грызутся за власть. Как в ком-нибудь проснется жажда править и он уберет конкурентов… плакать на похоронах…
– Хватит! – закричала я, ощущая, как жжет глаза. Будто это уже свершилось…
Постаревшая, я с каменным лицом бросаю горсть земли на гроб своего ребенка.
– Нет, – вмешался кто-то другой. – Императрице нельзя скорбеть на людях. Потом… в тиши спальни, закусив угол подушки, чтобы слуги не услышали рыданий… Да. Именно так плачут правительницы.
– Мы знаем. Мы видели.
– Прекратите!
– И вот останется один или двое, – продолжали с издевкой. – Ты проводишь наследника к нашему Храму и станешь с замиранием сердца смотреть, как за ним захлопываются двери. И ждать. Ждать-ждать-ждать. – Послышался мерзкий смешок. – А мы не откроем. Не примем. И даже тело не отдадим.
– Ублюдки, – прохрипела я, медленно опускаясь на колени.
– Какая невежливая Императрица, – холодно осадили меня. – Мы только рассказываем. Ведь так легко говорить о том, какая хорошая ты будешь и что ты предотвратишь. А вот подумать о своей участи сложно. Вернее, сложно отбросить оптимизм и взглянуть правде в глаза! Мы помогаем… А ты не ценишь.
Мне так хотелось сказать, куда они могут идти со своей помощью! Но усилием воли я до хруста сжала зубы и промолчала.
– Но можно и иначе, – ласково начал Иссо. – Можно, Аля. Любимый мужчина, для которого главное – ты. Дети, ваши дети… Твои глаза и его волосы. Какой цвет тебе нравится, милая?
– О чем вы? – растерялась я.
– В душе два таких ярких и разных огонька, – довольно промурлыкал Грезы. – Огненный и сверкающе-белый. Такие разные. И твоя любовь к ним тоже разная.
– Я не понимаю, о чем вы.
Надеюсь, что лицо у меня такое же невозмутимое, как и голос.
– Обманывать очень нехорошо.
Что я могла на это ответить?
Грезы же начал медленно обходить меня по кругу. Всякий раз, когда он оказывался за спиной, мне было очень неуютно…
– Смотри… – Теплое дыхание шевельнуло волосы на виске, жесткие руки сжали плечи, а в глазах потемнело. Но спустя миг тьма раскололась ослепительным светом. Когда я привыкла к нему и смогла снова видеть, то лишь усилием воли удержала вскрик.
Солнечная поляна в сосновом лесу, солнце, пронизывающее пространство, медовыми бликами растекающееся по свежей, яркой зелени. Искрящееся на рыжих волосах маленькой девочки, сидящей в нескольких метрах от меня и плетущей венок. Малышка вскинула голову, и я увидела знакомые малахитовые глаза на маленьком личике. Она вскочила, отряхнула зеленое платье, взяла венок и с криком «мама!» кинулась ко мне.
У меня сердце остановилось. Но рыженькая пролетела мимо. Обернулась и увидела, как ее подхватывает молодая женщина. Я. Красивая, счастливая. Рядом с ней стоит такой же рыжий, но сероглазый мальчик.
Прикусила губу, стараясь физической болью привести себя в чувство и увести на второй план ту муку, что поднималась в сердце с каждым мигом видения.
А девочка кидается к высокому рыжеволосому мужчине. Тот обнимает ее одной рукой, второй привлекает к себе сына.
А мне больно. Мне очень больно.
Картина меркнет, и раздается негромкий голос:
– И ты от всего этого отказываешься? Ради власти и короны? Что такое благополучие страны по сравнению с тем, что вы будете счастливы? Он сможет уберечь тебя … И детей.
– Прекрати, – всхлипнула, ощущая, как по щекам побежали обжигающе горячие слезы. – Так нельзя. Это подло, низко!
– А разве не подло лишать этих детей права родиться?
– Это иллюзия! Вероятность!
– Верно. Ведь есть еще и другие дети…
– Нет! – закричала, понимая, что сейчас будет.
Но поздно… Разум снова затопила тьма.
Когда она рассеялась, мы оказались в роскошной комнате. Отчетливо было видно, что она для взрослых, но также можно было понять, что ребенок тут частый гость. Большой письменный стол с кипами бумаг и стопками журналов и отчетов, а рядом маленький, детский. С красками, недорисованным рисунком и рассыпанными карандашами. Игрушки, то тут, то там раскиданные по ковру. Поднос на подоконнике, на нем две большие чашки и одна маленькая.
За столом сидит женщина, я не вижу ее лица, так как она положила голову на сцепленные руки и смотрит в другую сторону. Но я замечаю расплывшуюся талию и милый животик. Месяц седьмой, не меньше.
Слышу знакомый мужской голос:
– И пошли они все вместе на восток, чтобы вызволять своего друга Ослика…
Тут он замолчал, но спустя несколько секунд раздался полусонный детский голос:
– Папа, я не сплю. Дальше.
– Хорошо. – В голосе «папы» слышится улыбка.
Я сделала несколько шагов, чтобы разглядеть.
На диване во весь свой немалый рост вытянулся Лирвейн с книгой в руках. У него на груди свернулся маленький мальчик лет четырех, придерживаемый отцовской рукой, чтобы не упал. Ребенок хлопал серыми глазами и всеми силами старался не заснуть. Лир рассеянно перебирал короткие светлые волосы сына и продолжал читать сказку.
Перевела взгляд на маму. На себя… Счастливая и безмятежная. Не босая и на кухне, а так, как и хотела.
Блондин отрывает взгляд от книги и нежно смотрит на жену. И «я» отвечаю ему той же любовью во взоре.
Но спустя миг картина снова искажается, и вот я уже снова в Храме Стихий. У Великих, которые играют в слишком болезненные игры!
– Если мы тебя примем как Императрицу, то этого не будет, – доносилось со всех сторон.
Слезы текли не переставая. Что бы я сейчас ни сделала. Как бы ни поступила. Не будет или рыженькой, или светлого мальчика. Не будет кого-то из детей! Или вообще никого. Ведь эти вероятности смогут сбыться, только если я выдержу большую битву за их право быть!