Примерно месяц Большой босс к ней присматривался, а потом стал поручать более ответственные задания, чем мытье пепельницы и приготовление кофе. Довольно быстро Маша погрузилась в пучину бумажной работы, как-то незаметно стала да шефа не просто секретаршей, но и помощником. Ей хотелось думать, толковым помощником.
С некоторых пор Машина должность стала именоваться «секретарь-референт», а ее оклад увеличился в полтора раза. Теперь ей уже не нужно было прятаться по углам с принесенным из дома бутербродом. Теперь она со спокойным сердцем и гордо поднятой головой обедала в том самом кафе. И девочка-бармен улыбалась ей как старой знакомой. И на пирожных Маша могла не экономить, ну разве только в интересах фигуры. И даже распрекрасная Альбина больше не бросала на нее презрительных взглядов, только раздраженные. Теперь у Марии вполне приличный гардероб, и в маленьком магазинчике от начинающих кутюрье она стала постоянной клиенткой.
Это была чудесная пора. Маша про себя называла ее Каштановой. Она даже стянула один из каштанов Серебряного и постоянно носила его в сумочке, на удачу. Все складывалось, все получалось. Она чувствовала себя востребованной и довольной жизнью.
…Ванька заболел внезапно. Еще утром он был веселым и резвым, а к обеду сник. Термометр показывал тридцать девять с половиной.
— Что делать? — Машу охватила паника.
Наверное, такое чувство испытывает любая мать, ребенок которой заболел. Гадкое чувство, когда дрожат руки, а в голову лезут всякие страшные мысли.
— Будем сбивать температуру, — сказала баба Тоня решительно.
— Я уже давала ему парацетамол.
— Вот именно, уже давала. Не помогла твоя химия. Надо пробовать народные средства. Неси теплую волу, водку и уксус. Будем растирать.
Маша сбегала на кухню, перечисленные ингредиенты нашла со второй попытки.
— Раздевай ребенка, — скомандовала баба Тоня, смешивая водку с водой.
Ванька горел, но ручки и ножки его оставались ледяными. Как только с него сняли одежду, он задрожал и расплакался.
— Ванечка, солнышко, не плачь. Сейчас мы тебя полечим. — Маша прижимала сына к груди и сама готова была разрыдаться.
— Дай-ка сюда! — Баба Тоня забрал Ваньку, быстро и профессионально натерла его приготовленной смесью.
Ванька закричал. Маша расплакалась.
Прошло больше часа, а температура и не думала падать, даже после второй дозы парацетамола. Ванька больше не кричал, тихо лежал на руках у Маши и дышал часто-часто. А еще он дрожал, так сильно, что его дрожь передавалась и ей.
— Не переживай, ну, подумаешь — температура! У детей часто поднимается температура, — успокаивала баба Тоня, но выражение лица у нее было тревожным.
К девяти вечера термометр показывал сорок. Ванька забылся тяжелым сном.
— Все, я вызываю «Скорую»! — Дрожащей от волнения рукой Маша потянулась к телефону.
«Скорая» приехала на удивление быстро, минут через двадцать.
— Ну, что тут у нас? — спросила врач, немолодая женщина с равнодушно-уставшим взглядом.
— Температура сорок и не сбивается. — Маша из последних сил боролась со слезами.
— Спокойно, мамочка. Давайте-ка для начала мы вашего мальчика послушаем, а потом укольчик сделаем.
— Не дам дите колоть! — зашипела баба Тоня.
— И вы, бабуля, без паники. — Врач подошла к лежащему на кровати Ваньке, сказала ласково: — Ну-ка, зайчик, дай тетя тебя послушает.
Обычно Ванька не шел на руки к незнакомым людям, но теперь так намаялся, что к посторонней тете отнесся с полным равнодушием.
Врач слушала его долго, хмурилась, бросала на затаившую дыхание Машу быстрые взгляды, а потом покачала головой:
— Похоже на пневмонию. Надо ехать в больницу.
— Какая еще пневмония?! — Баба Тоня бросилась к Ваньке. — Он ведь почти не кашляет.
— А в легких у него — влажные хрипы. — Врач обращалась только к Маше. — Сейчас мы ему литическую уколем и поедем. Вы пока собирайтесь.
— Что собирать? — шепотом спросила Маша, баюкая Ваньку.
— Паспорт возьмите, халат, сменную обувь, ребенку одежки, может, игрушку какую. Только сначала подержите его, пока я колоть буду, — врач раскрыла свой саквояж.
Она сделала укол быстро и ловко. Ванька даже не сразу среагировал, только спустя секунд десять расплакался, вцепился в Машину шею холодными ручками.
— Поедешь в больницу? — спросила ее баба Тоня.
— Поеду.
— Глупости все это! Только дите мучить. Ладно, успокой Ванюшку, а я вещи пока соберу.
— Придется капать, — сказал дежурный врач, осмотрев Ваньку.
— Как капать? — не поняла Маша.
— Положим вашего мальчика в отделение интенсивной терапии, поставим ему капельницу…
— Отделение интенсивной терапии… Это же реанимация, да?..
— У ребенка сильнейшая интоксикация, поэтому температура не сбивается. — Врач был терпелив, смотрел на Машу с жалостью. — Нужно капать. Поверьте, после капельницы ему станет намного легче.
— А можно мне с ним?
— В реанимацию посторонним нельзя. Такие правила.
— Он без меня не сможет, он без меня еще ни разу не оставался. Ну пожалуйста, я вас очень прошу! А может, нужно заплатить? — Маша потянулась за сумочкой. — Вы только скажите…
— Прекратите. — Врач устало потер глаза. — Нельзя, значит, нельзя.
Маша себя больше не контролировала, прижимала Ваньку к груди и заливалась слезами.
— Не нужно так переживать. — К Маше подошла медсестра, тронула ее за плечо, погладила Ванюшу по голове. — Вашего малыша «загрузят», он всю ночь проспит. Ему не будет страшно.
Наверное, она обманывала. Даже наверняка обманывала. Вот такая ложь во спасение. Но от слов, ласковых и успокаивающих, Маше стало чуть легче.
— А утром вы меня к нему пустите?
— Утром будет видно. Может, утром его вообще переведут в обычное отделение. Тогда вы сможете быть с ним.
Расстаться с Ванькой не было сил, но она заставила себя разжать онемевшие руки. Дверь в реанимационное отделение захлопнулась, отсекая голоса врачей и Ванькин плач.
Маша рухнула в стоящее в коридоре кресло, закрыла лицо руками. Из-за закрытой двери не доносилось ни звука, но ей все равно казалось, что она слышит, как плачет ее ребенок. Она ждала больше часа, с надеждой всматриваясь в лица входящих и выходящих из заветной двери людей. Наконец вышла уже знакомая ей медсестра.
— С вашим мальчиком все будет хорошо. Ему уже поставили капельницу.
— Можно мне к нему? — спросила Маша в который уже раз.
— Вы же знаете, что нельзя. — Медсестра покачала головой. — Да и зачем? Он уже спит. Идите лучше домой, отдохните, а утром придете.