— Вот дерьмо!
Снова посмотрев в зеркало заднего обзора, девушка увидела, что над крышей дома Эрика начали появляться языки пламени. Молодой человек повернулся и почти упал на сиденье, а Куинн, к глубокому своему удивлению, вдруг ощутила резкий укол сострадания. Она попыталась загнать непрошеное чувство назад, сохранив отстраненность.
— Дозвонился?
— Ага.
Никто из них не произнес больше ни слова, пока они не выбрались на дорогу к Белтвею и не удостоверились, что погони нет.
— На кого ты работаешь, Эрик?
Он сидел, уставившись в окно со своей стороны. Но, услышав вопрос, повернулся и взглянул на спутницу.
— Тони сказал, тот тип, что тебе звонил, назвал «Современную термодинамику».
— А ты говорил мне, что работаешь в Хопкинсе.
— Ну так и есть, — честно ответил молодой человек. — Я там на ставке. Позвони сама — убедишься. Но еще я подрабатываю в разных других местах.
— И просто забыл упомянуть?
— Куинн, помилосердствуй. Я работаю на НАСА, «Рейтон», «Локхид Мартин» и еще на уйму всяких компаний. С какой стати мне было тебе обо всем этом рассказывать? Да какая тебе разница?
Она вписалась в очередной поворот и вдавила педаль газа в пол. Еще десять минут — и они выберутся из этого чертова Вашингтона. Сзади по-прежнему не было видно никаких преследователей.
— Что ты для них делаешь?
— Для «СТД»? Да по большей части всякие теоретические выкладки. Относительно термоядерных систем. Они очень неплохо платят. Ну и что тут такого?
— Помнишь, я говорила, что после того, как меня перевели на новое место, доделывать работу и налаживать поиск в CODIS вызвали первоначальных разработчиков?
— Ну да.
— Первоначальным разработчиком была «СТД»!
Скосив глаза в сторону Эрика, она увидела, что он наморщил лоб, обдумывая услышанное. Вид у него был удивленный — но как узнать, не прикидывается ли он?
— Вообще-то сначала я не придала этому значения, — продолжала она. — Думала, «СТД» просто следовала тем параметрам, что задало им ФБР. Но теперь…
Эрик повернулся на сиденье и заглянул ей в лицо:
— Ну и что мы имеем теперь?
— Не знаю, может, «СТД»…
— Нет, что теперь имеем именно мы? Не можешь же ты думать, будто я хоть как-то во всем этом замешан? Да с какой стати мне бы тогда было затевать такую тягомотину со взломами и прочим?
— А может, ты пытаешься разведать, много ли мне известно, не проболталась ли я случайно кому еще? — ответила Куинн, почти дословно повторяя то, что было сказано ей самой — и скорее всего сказано маньяком, которого они ищут.
— Ой, да брось ты. Я потерял все, что у меня было, а теперь полиция обнаружит у меня в доме мертвую женщину. Едва ли это пойдет на пользу моей репутации, а? Будь я с теми парнями, просто выдал бы тебя убийце, да и дело с концом. А ты бы рассказала ему все, что он захотел бы узнать. Тут всякий расскажет.
Куинн чуть крепче стиснула руль и сосредоточилась на дороге. Так хотелось верить Эрику. Но что тому причиной — логика или отчаяние?
— Я никому больше ничего не говорила, — выпалила она наконец. — Вот. Теперь ты знаешь.
Он скрестил руки на груди и снова уставился в окно.
— Отлично.
Сердитое молчание длилось до Фейрфакса. Но чем дальше, тем назойливее становились воспоминания о мертвой девушке в спальне Эрика. Как ни гнала их Куинн, они все норовили вернуться.
— Ты видел тех людей внизу? — спросила она. — Был среди них тот, кто в меня стрелял?
Эрик покачал головой:
— Не знаю. Возможно. Я не успел их толком разглядеть. Там было трое или четверо мужчин и одна женщина… — Голос его оборвался.
— И?..
— Непонятно это все, Куинн. Они были такие чистенькие, аккуратные — в костюмах и все такое. На мой взгляд, совсем не походили на банду преступников — скорее на отряд агентов ФБР.
Куинн несколько минут поразмышляла об этом, но так и не пришла ни к какому выводу. Чем больше они с Эриком узнавали, тем меньше все факты укладывались в одну картину.
— Они что-нибудь говорили?
— Что-то вроде: «Рассыпьтесь и отыщите тело. Надо скорее все тут очистить и убираться».
— Они не знали, что мы там, — заметила Куинн.
— Мне тоже так показалось. А вот про ту бедняжку знали. Как будто они служба уборки для психов. Ничего не понимаю. Бессмыслица какая-то. А ты понимаешь?
Куинн покачала головой.
— Только то, что он играет с нами. Это я могу сказать тебе наверняка.
— Кто?
— Да тот, кто убил ту женщину. Это ведь он звонил, теперь я не сомневаюсь. Хотел, чтобы я приехала в твой дом и нашла ее. А потом он вызвал тех людей — группу по уборке, — чтобы они нашли меня.
Внезапно Куинн почувствовала, как покалывает кожа на коленях, там, где ее стянула запекшаяся кровь несчастной жертвы. Она попыталась стереть ее краем юбки, но безуспешно. Да что… что за тварь способна сделать такое с другим человеческим существом? С трудом обретенное спокойствие вновь дало трещину, едва Куинн стала вспоминать телефонный звонок: голос убийцы, легкость, с которой он сумел манипулировать ею. И то, что он знал, где ее искать.
— Куинн? Тебе нехорошо?
— Он уверен, что может взять нас когда пожелает, в любую секунду.
Тревога на лице Эрика казалась вполне искренней. Похоже, он думал о том же, о чем и она — об идеальном попадании Куинн в излюбленный маньяком типаж жертвы. Наверняка у него уже имелись на нее свои планы.
— Раз он шутки шутит с нами, то и с ними явно тоже, — заметил Эрик, храбро пытаясь подпустить в голос побольше оптимизма. — Все, что нам остается, — это понять почему. И кто такие эти «они».
Эдвард Марин повернул выключатель гриля, вделанного в гранитную кухонную стойку. Шкварчание жарящегося бифштекса стало затихать. Еще пара минут.
Пройдя в столовую, он вытащил и расстелил на столе тщательно отглаженную скатерть, а затем начал полировать мягкой тряпочкой столовое серебро. Вокруг вились и громыхали могучие аккорды моцартовской симфонии «Юпитер».
Это входило в ежевечерний ритуал: самолично приготовить еду, аккуратно накрыть на стол — так, чтобы каждая серебряная вилочка, каждая хрустальная рюмка заняли строго отведенное место и лучились незапятнанной чистотой. Чисто механическая работа, которая ему почему-то очень нравилась. Строго говоря, она входила в число очень немногих вещей в его жизни, что до сих пор еще доставляли удовольствие.
А сегодня так и подавно. Он был погружен в воспоминания о девушке — о ее теле, распростертом на полу спальни Эрика Твена, о ее запахе. О тихом звуке, с каким тонкое лезвие рассекало ее кожу, — звуке, чудесным образом различимом даже сквозь выбивавшиеся из-под кляпа отчаянные крики. О всепоглощающем отчаянии, поражении в ее глазах, когда уже перед самым концом он навалился на нее и овладел ею.