– Я хочу правды об этом, Леон. Всей. Ты должен мне сказать.
Шеф сложил губы и посмотрел на кучку оливковых косточек перед ним. Вздохнув, он выпрямился на стуле.
– Пелегрини хотел разделаться с Уотербери. Почему, не совсем ясно. Что-то связанное с его женой, как предполагает твой Диас. Пелегрини организовал это через Сантамарину – ты видел его здесь несколько недель назад. Остальное тебе известно.
– Человек же не был ни в чем виноват!
Ссылка Фортунато на преступление, по-видимому, озадачила Бианко.
– Какое это имеет значение? Этот сукин сын замышлял что-то, иначе остался бы в живых. Он волочился за женой Пелегрини.
– Ты же говорил мне, будто он шантажировал его!
Под пристальным взглядом Фортунато Шеф заерзал:
– То ли, другое ли. Какая разница?
Фортунато прочитал на лице своего ментора то же презрение, какое видел двадцать пять лет назад, когда они совершали налет на семью профсоюзного лидера. Он проговорил:
– Для меня есть разница.
– Тогда какого черта у тебя все пошло кувырком?! – Бианко сморщил нос – Что с тобой? А? Что происходит? Сейчас не время распускать нюни! – Подражая манере Фортунато: – Бедный писатель! Гулял с женой богача, и его убили! Ты в своем уме? Люди умирают каждый день. Ты, я, все мы умрем! Ты захлебнулся в стакане воды, Мигель! – Шеф остановился на полуслове и секунду смотрел на Фортунато, словно оценивая его. – Прости, Мигель. Я схожу с ума и… столько навалилось неприятностей. – Он огорченно поднял плечи, потом на мгновение отвел взгляд в сторону. – Не беспокойся. Я тебя прикрою, как всегда. Все отрегулируем. Через две недели никто и не вспомнит, кто такой был Роберт Уотербери.
Фортунато не ответил, он понимал, что есть вещи, которые никогда нельзя отрегулировать. Уотербери мертв, его жена – вдова, а дочь – сирота. И он, Фортунато, выпустил последнюю пулю.
Бианко громко поприветствовал офицера на другом конце зала, тот подошел к ним и тут же с жаром завел разговор об убийстве Беренски. Фортунато молча поздоровался с ним, когда его представил Шеф, безразлично пожал ему руку и перевел взгляд на плакат отборочного матча в Аргентине 1978 года, самого страшного года диктатуры, когда в Буэнос-Айресе проводили матч мирового футбольного чемпионата и выиграли, – тогда все улицы танцевали, а на берега Ла-Платы выносило тела убитых. Они снова вдвоем, Шеф с наигранной уверенностью пытается приободрить его:
– Да расслабься ты, Мигель. Все обойдется.
Вернувшись в номер после встречи с Фабианом, Афина оставила сообщение на автоответчике Беренски, потом бросилась на кровать, чтобы продумать, как объяснить начальству в Вашингтоне необходимость задержаться в Буэнос-Айресе еще на неделю. Она включила телевизор без звука, и, пока набирала телефон посольства, на экране замелькали кадры информационной программы – фотографии Беренски и клипы его интервью на фоне странного, почерневшего манекена у ног полудюжины детективов. У нее перехватило горло, она включила звук и, когда осмыслила самое страшное, от ужаса и горя разрыдалась. По Беренски следовало плакать – он высмеивал всякую ложь, но никогда не забывал, кого она по-настоящему ранит. На свой комический лад он тысячу раз вступал в бой с увешанными медалями аргентинскими генералами и грозными командос.
Ей хотелось поговорить с кем-нибудь: с Кармен де лос Сантос, семьей Беренски, – но какое она имеет к ним отношение, она всего лишь турист в стране чужой беды. Она переключала каналы, пока не набрела на еще одну версию убийства, и смотрела, как выступает федеральный комиссар, говоря о lа investigaсión. [92] С час она лежала на спине, раздумывая о странном ланче с Фабианом и его рассказе об Уотербери. К ее удивлению, зазвонил телефон. Уилберт Смолл из посольства:
– Как наша звезда расследования?
– Что вы имеете в виду?
– Я слышал, взяли убийцу Роберта Уотербери.
Она взвесила это сомнительное утверждение, потом подумала, кто бы это мог позвонить в посольство. Только не Мигель Фортунато.
– Новости распространяются быстро.
– Они же прекрасно знают, что мы заинтересованы. Афина, я буквально поражен.
Она пыталась отклонить комплимент, но ничего не помогло.
– Я бы не сказала, Берт, что это уже окончательно.
– Не окончательно? Я слышал, получено подписанное признание.
– Вы хотите сказать, два подписанных признания. Вот об этом нам нужно было бы переговорить. Я должна продлить пребывание здесь.
– Вот именно по этому поводу, Афина, я и звоню. Но у меня есть и другие новости. С вами завтра в девять утра хочет встретиться ФБР.
Это сообщение удивило ее. Уже две недели, с момента прилета в Буэнос-Айрес, она пыталась встретиться с ФБР, но его сотрудникам все время было некогда.
– С какой стати?
– О, я бы предпочел, чтобы они сами все объяснили, но знаю, что они осведомлены о вашей работе и, наверное, хотят услышать ваш отчет, перед тем как принять на себя расследование.
Она почувствовала прилив удовлетворения и радости. ФБР! Раз ФБР берется за расследование, они потянут за такое количество ниточек, что у Фабиана лопнет голова.
– Чудесно!
– Слушайте, вы приезжаете, со всеми расправляетесь, и все об этом знают. Знаете что, я буду у вас в половине девятого, и мы вместе пройдемся до посольства. Я тогда успею рассказать вам о том, какую новую работу вам предлагают.
– Новую работу?
– Может быть, вы займетесь новыми расследованиями. До завтра! – жеманно попрощался Смолл и повесил трубку.
– Вот это да, – прошептала Афина, потом открыла одну из маленьких бутылочек виски на полке в номере и налила его в стакан.
Облокотившись на небольшой столик у окна, она глянула на крыши и балконы вокруг. Утопающий в тумане шафрановый пейзаж города выглядел загадочно и лирично. Она не знала точно, что думать, но то, о чем она мечтала, кажется, сбывалось само собой. Мысли о Рикардо Беренски смешивались с алкоголем, окрашивая все золотистой печалью. По крайней мере, подумала она, открывая еще одну бутылочку, он бы одобрил результаты.
Предложение, которое Уилберт Смолл сделал ей в кафе на нижнем этаже «Шератона», было таким замечательным, что в него не хотелось верить. Смолл сказал ей, что в латиноамериканских тюрьмах томилось около двухсот американских граждан, осужденных за все, что угодно, от торговли наркотиками до дорожно-транспортных происшествий. Она войдет в группу, которая проведет расследование каждого из дел и представит рекомендации относительно репатриации заключенных.
– Эти люди что, невиновные?
Смолл хмыкнул: