– Hijo de puta! Ты сошел с ума? Ты сошел с ума?
Слова растворились в воздухе, когда комиссар увидел, как еще несколько раз дернулся Васкес. Он медленно опустил пистолет и повернулся к Качо. Тот вынул пистолет и держал его обеими руками, направив в висок Фортунато и извергая на него поток ругательств:
– Брось! Брось его!
Двое из банды Качо стояли у двери и также направляли на него оружие. Он медленно, сам ошеломленный происшедшим, опустил пистолет и вложил в кобуру.
Качо не унимался:
– Смотри, что ты наделал, сукин ты сын! Это твое дерьмо! Не мое! Что теперь прикажешь мне делать с ним? Забирай его с собой!
Теперь кровавое пятно на теле Васкеса расползлось уже до пояса и перешло на джинсы. Фортунато посмотрел на Качо и спокойно сказал:
– Васкес убил Уотербери. Он должен был умереть.
Качо пистолет не опускал, но стал успокаиваться, казалось, он никак не мог поверить в то, что произошло на его глазах:
– Estás loco, hombre! Ты с ума сошел. Chiflado! [102] Тебя стоило бы убить за то, что ты втянул меня в это. – Он кивком указал на дверь. – Вали на хрен и забирай это дерьмо с собой!
Труп вытащили во двор и закинули в багажник автомобиля Фортунато. Качо все время не выпускал пистолет из рук, держа комиссара под прицелом. Он не успокоился и тогда, когда тот сел в машину и завел двигатель. Фортунато включил скорость и потом молча посмотрел на бывшего мятежника. На миг раздражение на лице Качо сменилось любопытством.
– Что собираешься делать, Мигель?
Фортунато посмотрел прямо перед собой в ветровое стекло, затем перевел глаза на Качо:
– Содеяно зло. Кто-то должен воздать по заслугам.
Качо молча глядел на него и наконец дружеским голосом промолвил:
– Бедный ты boludo. – Он наклонился к открытому окну машины. – Добро пожаловать в революцию.
Если говорить по правде, то ад оказался необычайно вдохновляющим. Фортунато ехал по темным душным улицам, а Васкес лежал в багажнике как вещественное доказательство, изъятое для следствия, в котором уже были известны ответы. Он был виновен, виновен во всем – и в каком-то особом отношении невиновен.
Он представил себе Бианко в синем, нет, в белом костюме. Бианко в «Ла Глории» и в его кабинете в центре. Бианко улыбающегося и Бианко с суровым решительным выражением лица. Бианко в 1976 году, избивающего того новорожденного ребенка, чтобы заставить его мать говорить. Бианко – брата-начальника, который поднял его через все звания и ранги.
Звякнул сотовый, и он обхлопал всего себя, пока нашел телефон, который дал ему Шеф.
– Comisario! – с обычной, скрытой иронией приветствовал его Доминго. В трубке слышалась музыка в баре.
Фортунато вспомнил, что они с Доминго должны были этой ночью убрать Васкеса, но бренные останки Кристиана Васкеса ехали в настоящий момент в двух метрах за его спиной. Теперь Доминго скажет, что не смог разыскать объект и что придется убирать его другой ночью. Все прекрасно. Эта ночь никогда не наступит, и проблема сойдет на нет. А Шеф? Сейчас лучше всего разыграть из себя boludo.
– Вы где находитесь? – спросил инспектор Фаусто.
– Я на заправке на Ассесо-Норте, около Ломас-де-Сан-Исидро.
На самом деле он находился на Линьерс, в пятнадцати километрах от Ассесо-Норте.
– Что это вы там делаете?
– Ходил на день рождения к другу. Какой у нас план?
– Я в «Циклоне», недалеко от Линьерс. Васкес ждет меня на улице.
Доминго произнес эти слова так уверенно, что Фортунато чуть было не усомнился, в самом ли деле он двадцать минут назад убил Васкеса. Фортунато почти мгновенно понял, что у Доминго могла быть только одна причина утверждать, будто Васкес с ним.
Неистребимый рефлекс – делать мину доверчивого идиота.
– Очень хорошо. Никто не видел тебя с Васкесом?
– Нет.
Хотя бы об этом hijo de puta говорил правду. Он представил себе жирную, одутловатую морду с рябыми отметинами, рожу ставшего взрослым школьника-хулигана.
– Ну и какой у тебя план?
– Я заплачу ему за Онду, а после того, как дам ему деньги, скажу, чтобы приезжал в заведение в Сан-Хусто. Вы знаете, то, что на углу Конде и Бенито-Переса?
– Около старой фабрики, – уточнил Фортунато.
В свое время это был публичный дом для рабочих этой заводской зоны, но заводы после глобализации позакрывали, и бордель переделали в почасовую гостиницу для тайных любовников. Бюрократ в его душе отметил, что ежемесячно каждое десятое число хозяева за это платили тысячу песо.
– Правильно.
– Хорошее место, – холодно одобрил Фортунато. – Полузаброшенное. Тихое.
– Точно. Мы с Васкесом ходили туда раньше, так что ничего необычного. Я припаркуюсь за углом перед грузовыми воротами фабрики. Постараюсь, чтобы он уже как следует нагрузился и нанюхался. Вы ждите на следующем участке рядом с фабрикой. Мы подъедем со стороны Триумвирато. Он вылезает из машины. Вы подходите сзади, кончаете его, и мы засовываем его в багажник. На все про все уйдет не больше пятнадцати секунд. Если там будет кто-нибудь ошиваться, я с минуту буду искать сигареты в салоне машины, а вы его кончайте.
– А тело?
– У меня есть место в Тигре, там болото. Есть у вас чистые наручники?
– Да. Ты когда ждешь меня там?
– Через полчаса, это значит, около часа. Я приеду с Кристианом между часом и половиной второго. Está?
Фортунато мог туда добраться минут за десять.
– Слишком скоро, – произнес он, потянув чуть-чуть с ответом. – Могут быть пробки. Дай мне времени до четверти второго.
– Хорошо. Между половиной второго и двумя я его привезу.
Комиссар подпустил в голос нотку теплой искренности:
– Спасибо, Доминго, что ты все организовал. Отметим это потом.
Доминго несколько секунд мешкал.
– Ясное дело, комисо. Но благодарить вам нужно Шефа.
Фортунато не сразу спрятал телефон, некоторое время он все еще прижимал мертвый пластик к уху. Появилось тупое осознание того, что ему следует бояться, но страх не задержался, сменившись чувством оскорбленности. Они хотели убить его! Его! Старшего комиссара с тридцатью годами службы в конторе за плечами. Когда они приняли это решение? Он представил себе разговор между Шефом и Доминго, когда они решили убрать его. Он уже выработался, этот старик. Он всегда был слишком мягким. Слишком слабенький! Это Бианко, его «друг». Он же никуда не годится, подпевал ему Доминго. Трус. Лучше отделаться от него сейчас, пока он не заговорил. Возможно, там был кто-нибудь из людей Пелегрини, в своем дорогом костюме и с короткими, подстриженными по-военному волосами; он наверняка не догадывался, что случайная смерть Уотербери с самого начала была подстроена. Нужно было убрать его в самом начале, когда идиот напортачил. Или ничего не говорил, только ухмылялся. Прикончить его будет не труднее, чем Уотербери.