– Да. Я не в себе. Я очень устала. Я от тебя устала, Никит. Может, ты один к отцу съездишь?
– Нет. Он же нас обоих звал, что ж я… Поедем, он же там один, бедолага, одичал совсем!
– Один? Ты уверен?
– Ну да… Он мне сегодня звонил, очень просил, чтобы мы приехали. И голос у него такой был… В общем, надо ехать, Нин. Ему наша помощь нужна.
– Хорошо, поедем.
– Ну и отлично! Ты собери с вечера все, что нужно, ладно? Купальник, плавки мои… На озеро искупаться сходим! Значит, завтра я у твоего офиса в пять часов как штык… И сразу рванем на природу, ага? Не опаздывай!
– Да я-то никогда к тебе не опаздывала… Иди спать, Никит.
– А ты?
– А я еще посижу, подумаю.
– Нин…
– Иди, Никита! Ну, пожалуйста! Мне хочется одной побыть!
Прежде чем встать с колен, Никита сунулся еще раз лицом в ее ладони, прорычал себе под нос что-то досадливое. Ушел нехотя…
А она осталась одна. Сама ж на одиночество напросилась. Странное у нее было чувство внутри – облегчение с примесью злой на себя досады. Если можно его так назвать – счастливое бездостоинство. Будто стояла у края пропасти, да испугалась прыгнуть. Будто вздохнула – спаслась… И впрямь – куда прыгать-то? В черную дыру, в другую жизнь, в которой не будет любимого? В собственное несчастье прыгать?
Да. Наверное, это неправильно. Наверное, нельзя быть счастливой в бездостоинстве. Интересно, насколько еще ресурса этого бездостоинства хватит? От Никиты зависит, наверное… Вот и поговорим завтра. Обо всем поговорим. Она ведь тоже о той своей подлости должна рассказать… Пора, наверное.
* * *
Утро пятницы плескалось из окна чистым голубым небом, не обещающим никакого подвоха. Да и какие подвохи – конец июня на дворе! Замечательно, наверное, сейчас на природе…
Нина выскочила из дому, нацепив на себя майку-безрукавку и легкомысленную джинсовую юбчонку, и съежилась от холодного ветра. Еще и дождем пахнет… И зонт не взяла! А возвращаться – плохая примета. Ну, подумаешь, капнут небеса дождиком… Все равно ж к обеду распогодится, как всегда!
Не распогодилось. Наоборот, нанесло к обеду синие тучи, загрохотала в небе подступающая гроза. И настроение испортилось – вот тебе и купание в озере, и шашлыки…
– Может, еще распогодится к вечеру? – произнесла Нина тоскливо, глядя в окно.
– Не, не распогодится! – уверенно ответила Настька, не отрывая взгляда от монитора. – Ты что, прогноза не слышала? Какой-то циклон жутко холодный идет.
– Да? А мы с Никитой на дачу собрались…
Настька оторвалась от монитора, кольнула быстрым взглядом из-под опущенных ресниц. Наверняка бы выдала что-то в привычной своей манере, беззлобное, но завистливое, да вовремя была остановлена Еленой Петровной:
– Насть, не отвлекайся, мне срочно справка нужна…
Гроза так и не собралась, зато после обеда обрушился на город ураганный ветер с дождем. Швыряло, мотало за окном ветки деревьев, хлестало ливнем. Потом дождь иссяк, принялся нудить моросью, потом снова припустил основательно, плотно закрыв небо серой пеленой. Посмотришь в окно – зябко…
– Ты что, так и поедешь на дачу, в этой маечке? Не замерзнешь? – спросила Настька, насмешливо ее оглядев. – Или рядом с милым все нипочем?
– Ладно, разберусь как-нибудь… – проворчала Нина, сердито отвернувшись.
– А на меня-то чего злишься? На погоду злись!
Да, она злилась. Но вовсе не на Настьку. Злилась на голос в мобильнике, который исправно отзывался на клик Никитиного номера – «…абонент отключил телефон или…»
Что ж, будем надеяться на «или». То есть на то, что абонент все-таки находится вне зоны обслуживания. Не может абонент ее обмануть. Абонент обещал… И не обещал даже, а сам настаивал! В пять часов как штык… Наверное, сам догадается, что нужно для нее теплые вещички захватить! И джинсы, и кроссовки, и курточку с капюшоном, и зонтик!
А на душе все равно было тревожно-маетно. Как ни уговаривала себя Нина, к концу рабочего дня ее нервы были на пределе. Нет, ну не может он! Не может! Иначе уж совсем… Телефон, наверное, просто заглючил!
Ровно в пять выскочила под дождь, обхватив себя руками, огляделась лихорадочно в поисках припаркованной машины. Машины не было. Никиты, соответственно, тоже. А дождь все лил, хлестал по голым рукам-ногам ледяными розгами. И по сердцу, казалось, тоже хлестал.
Странно, но холода она совсем не ощущала. Тело содрогалось, но не от холода. Обида, отчаяние, недоумение сплелись под диафрагмой в твердый слезный комок, не давали дышать… И все ей не верилось в эту ледяную, как дождь, правду. Да, он прекрасно знает, что она стоит и ждет. Под ледяным дождем. Да, он отключил телефон. Да, ему наплевать. Какая тебе еще правда нужна, глупая женщина? Тебе мало, да? Что ж, вот тебе, получи добавку… Он наверняка занят очередной заей, у него, понимаете ли, привычка такая. Неизжитая. Надо же, как смешно звучит – занят заей… До слез смешно, до истерики.
Надо бы сбежать в какое-то укрытие, хотя бы под козырек офисного крыльца… Но будто ноги приросли к залитому водой асфальту, с места не сдвинуться! Пусть все смотрят, пусть все видят, какая она идиотка, идиотка доверчивая! Пусть все смеются над ее любовью! Да, она будет стоять под холодным дождем, будет икать и выть от слезной истерики… Потом простынет и умрет. Пусть.
И вдруг – отпустило, накрыло странным спокойствием. Даже дрожать от холода перестала. Чувствовала, как стекают по лицу ледяные капли – то ли дождь, то ли слезы. Все-таки дождь, наверное. Слезы же горячие должны быть. Закрыла глаза, растянула губы в жалкой дрожащей улыбке… И услышала вдруг оттуда, из дождливой холодной мороси:
– Нина! Нин!
Нетерпеливый автомобильный гудок, и снова:
– Нина! Ни-на!
Неужели?.. А, ей уже все равно… Нина шагнула на голос, увидела перед глазами открытую дверцу машины… А почему она черная? У Никиты же белый «Рено»…
– Садись же, садись быстрее! Здесь нельзя под знаком стоять!
А чей это голос? Это не Никита…
Плюхнулась на сиденье, продолжая сжимать предплечья и без того вмерзшими в них ладонями. С трудом повернула голову, узнала, прикрыла в изнеможении глаза… Да, так оно и должно быть, конечно же. Это Витя. Это надежный друг Витя. Супергерой. Бэтмен, всегда прилетающий на помощь.
– Что с тобой, Нин? Я еду мимо, смотрю, стоишь…
– Да. Стою. И что?
– Да ничего… Просто жалко тебя стало. Куда везти-то? – спросил холодно, немного обиженно.
– Не знаю… В том-то и дело, что я не знаю, Вить.
– Ладно. Тогда я хоть в сторонку отъеду. А ты отогревайся пока, я печку включил.
– Не надо, зачем…
– Да как – зачем? Ты дрожишь вся, зуб на зуб не попадает!