К настоящему времени она поняла, что ее тянуло к мужчинам, в каком-то смысле не знающим меры. В барах, оздоровительных клубах и административных зданиях было полно благовоспитанных и скучных мужчин, в чьей рассудительности и здоровом чувстве юмора не было для нее ничего привлекательного. Они интересовались взаимными фондами и профессиональным футболом и были слишком остроумными при первом знакомстве и слишком вежливыми в постели. Они называли себя политиками, но не понимали жизни улиц. Они казались штамповкой; они блистали бессильной иронией своего поколения; они являли собой продукт телевидения. Она обнаружила, что мужчины на грани куда интереснее; они больше рискуют и вынуждены жить с большим осознанием.
Следующим был Саймон. Почти все время он проводил на Западном побережье и не хотел брать ее с собой. Бывая в Манхэттене, он исчезал вместе с Билли. Или врывался в город со списком встреч, людей, с которыми надо увидеться, вечеринок, номеров программ в ночных клубах, представлений, шоу с одним действующим лицом. Она ходила с ним, и временами он, казалось, забывал о ее присутствии в комнате, настолько громко спорил он с другими. А она восхищенно наблюдала за ним. Он воплощал некую долгоиграющую мелодию. Он занимался разговорами, нюансами и наблюдениями, и тем лучше, если это происходило в ресторане с дюжиной других людей и счет исчислялся тысячами долларов. А потом, в час, два или три ночи, они плюхались в такси и мчались домой.
– Мы приезжали домой, ложились в постель и, бывало, занимались сексом, – вспоминала Кэролайн. – Но, как правило, Саймону хотелось посмотреть кино. Его интересовало освещение сцены или как были смонтированы кадры, составлявшие эпизод, – с «длинными» кадрами или с «короткими». – Она поняла, что ему лучше всего думается по ночам, что только загрузив голову дневными разговорами и образами, он мог сосредоточиться, чтобы днем снова выдать все это обратно. – А потом он отправлялся в Лос-Анджелес, не обременяя себя багажом. Он просто брал лимузин до аэропорта и улетал. Ему нравились самолеты…
– Ну, ладно, – прервал я ее.
– Что это значит?
– Это значит «ладно».
– Тебе надоело меня слушать и ты хочешь, чтобы я замолчала?
– Нет, я хочу узнать…
– Ну что, что ты хочешь узнать? Что я…
Она не закончила фразу, и с минуту, а может быть, и больше мы оба молчали. Ночь достигла апогея, и по-прежнему шел снег. Я часто думал об этих долгих часах, проведенных в комнате квартиры стоимостью миллион долларов (в которой теперь живет кто-то другой), с мерцающим за окном Манхэттеном и нескончаемым потоком машин внизу, перебирая в памяти мгновения той ночи, ее фазы и уровни. Эта ночь была в своем роде театральным действом, и мне думается, до конца я ее еще не понял. И, как оказалось, наши отношения отнюдь не кончились, нет. Кэролайн в конце концов встала и пошла в уборную, а я, голый, стоял у окна, и в моей голове бродило дорогое вино. Каким-то образом я вдруг разглядел красоту темных контуров домов на фоне неба, чего со мною прежде не бывало, ощутил огромные размеры и тяжесть каждого здания, вырисовывавшегося передо мной, призрачные силуэты, вырезанные случайно вспыхнувшим окном, жизни, обнаруживающиеся там с той же самой предсказуемостью и таинственностью, что и моя собственная.
– У твоей истории есть еще одна глава, которую я хотел бы услышать, – сказал я, когда Кэролайн вернулась.
– Скверная?
– Вероятно.
– У нас кончилось вино.
– Я мог бы вернуться к джину, продолжить пить вино или переключиться на виски.
– А вдруг ты пожалеешь об этом?
– Я мог бы пожалеть о многом.
Она скрылась в кухне и вернулась с бутылкой и двумя стопками. Наполнила их.
– Так о чем идет речь?
– Я хочу услышать ту часть истории, в которой ты знакомишься с Хоббсом и это заканчивается тем, что ему присылают видеоленту, на которой запечатлен он сам.
– Себастьен Хоббс? – спросила она.
– Ты его знаешь? – поинтересовался я.
– А ты его знаешь?
– К сожалению, да. – Я рассказал ей о нашем разговоре в его офисе: об угрозах, африканских масках – в общем, обо всем.
Кэролайн опустилась на постель:
– Продолжай!
– Нет, я серьезно. Ты мне не веришь?
Кэролайн начала смеяться как сумасшедшая, а потом откинулась назад, и ее смех перешел в какой-то жуткий кашель.
– Я не могу поверить в это, – воскликнула она, – я не могу, черт возьми, поверить в это!
– О чем это ты? А? – спросил я.
Она подняла на меня огромные испуганные глаза:
– Я хочу, чтобы ты нашел эту пленку для меня.
– Что?
– Для меня.
Я взял ее лицо в ладони. Но это ничего не дало. Она с силой закусила нижнюю губу, ее глаза наполнились слезами. Она смотрела на меня с ужасом.
– Мне действительно необходимо найти эту пленку, – выдавила она между глубокими вздохами. – Он продолжает угрожать мне, говорит, что собирается возбудить против меня дело о причинении беспокойства, что собирается купить права на фильмы Саймона и изъять их из магазинов. Он сказал, что все расскажет Чарли. Я думаю, у него есть люди, следящие за мной. Те, что рылись в моей квартире. Это звучит как бред, но это правда.
– Что заснято на пленке?
– Я не знаю, – выкрикнула она. – Я хочу сказать, я знаю, нечто вроде, ну, в общем, это не вполне пристойно. – Она жалобно посмотрела на меня. – Это нехорошо. Это было нечто, что Саймон… – Она отвернулась и уткнулась в подушку. – Вот почему я хотела, чтобы ты просмотрел все ленты Саймона. Я думала, тебе нужно было увидеть, какие именно вещи ему нравились, как он собирал пленки со всякими извращениями… людей в Руанде и всякое такое… как он испытывал болезненное любопытство к гениталиям.
– Да, я понял.
– Это очень трудно объяснить, ведь это выставляет меня как какую-нибудь шлюху или что-то в этом роде. Мы почему-то оказались в «Уолдорфе», на каком-то вечере на верхнем этаже, который устраивала студия, и мы с Саймоном сбежали с него. Он все говорил мне, что много путешествует и не знает, а как я, сумею ли я быть не хуже его. А я, естественно, злилась из-за этого, и мы ссорились, а тут мы оказались в баре, в задней его части, в одном из отдельных кабинетов, и он заговорил без обиняков. Он сказал, что сделал бы все, о чем бы я его ни попросила, пока это никого не задевает, и он попросил меня ответить ему тем же. Я хочу сказать, это было смешно, но цели он достиг. Я имею в виду, мне это понравилось, я думала, ладно, этот парень, этот человек интересуется, насколько я сильная, и если мы это сделаем, то мы что-то сделаем вместе, значит, будет такой уговор, и поэтому я сказала: идет, прекрасно, черт с тобой, Саймон, я согласна. Ну и он ответил: порядок, нам надо добыть доказательства. Я сказала: отлично. После этого он спросил: когда мы приступим к этому? Я сказала: сегодня вечером, мы оба сделаем это сегодня вечером, здесь для этого масса возможностей – клубы, бары, улицы. Было еще довольно рано, часов одиннадцать, наверно. И тут я принялась гадать, что же это за дело такое, которое он действительно не хотел делать. Поэтому я спросила что-то в этом роде, ты, мол, уверен, что хочешь этого? Я имею в виду, что я знала, чего он хочет от меня: чтобы я пошла и занялась с кем-нибудь сексом или что-нибудь в этом роде. Довольно предсказуемо. Ну, он и сказал: знаешь, о чем я собирался попросить тебя? Я ответила: да, ты хочешь, чтоб я пошла и трахнулась с кем-нибудь. И он сказал: верно. Все, что мне нужно, – чтобы это был кто-то совершенно неожиданный. Ты должна удивить меня, ты должна по-настоящему удивить меня. Он сказал: понимаешь, этим человеком не может быть коридорный в гостинице или один из продюсеров или ребят со студии тут, наверху. Потом он сказал, что это не может быть и женщина, это не будет считаться. Должен быть мужчина. Я хочу сказать, психология всего этого вполне очевидна, я понимаю, но дело в том, что если ты на самом деле собираешься сыграть в такую игру, то это становится весьма интересным, это начинает возбуждать, что ли. Может, я не умею это объяснить. Ну, как бы там ни было, я согласилась. Трахнуться. Но тогда и он должен что-нибудь сделать для меня. Я не собиралась просить его пойти и заняться сексом с какой-нибудь женщиной, это было слишком просто, это ничего не стоило. Тогда я было решила попросить его пойти и трахнуться с мужчиной, но тут я вспомнила про СПИД и побоялась. Я делала анализы на СПИД, слава богу, что все отрицательные. Кроме того, Саймон, вероятно, просто напился бы в стельку, а потом затрахал бы кого-нибудь до полного изнеможения в Ист-Сайде или что-нибудь в этом роде. Или пошел бы в какой-нибудь бар геев и просто… ну, ты знаешь что. Может, он и испытал бы омерзение, но это бы его не потрясло. Я решила придумать что-нибудь, что поразит его, может быть, даже окажется поучительным в каком-то отношении, так чтобы мы перестали играть в эти мудацкие игры друг с другом. Поэтому я вроде как решила, что это удобный случай, и тут меня осенило, и я сказала: хочу, чтобы он был сегодня ночью с кем-нибудь, когда этот человек – он или она – умрет. Я желаю, чтобы ты находился прямо там и даже, если это возможно, касался этого человека. А еще я сказала, что не хочу, чтобы он ушел и кого-нибудь задавил машиной или чем-нибудь, а чтоб действительно попал в какое-то место или ситуацию, ну вроде, может быть, палаты для безнадежных больных, что-то в этом роде, и просто побыл с кем-нибудь, когда этот кто-нибудь будет умирать. Я хочу сказать, что Саймон мог бы договориться, чтобы его пустили куда угодно. И когда я сказала ему это, это вроде бы поразило его, это как бы заставило его осознать, что раз он смог попросить меня торговать собой ради него, ради его прихоти, ради его развлечения, то я собираюсь дать сдачи, я собираюсь сыграть еще круче. И я думаю, это был единственный известный мне способ завоевать его уважение. Наши отношения не сдвинулись бы с мертвой точки, если бы он не зауважал меня. Ну, я все это ему и выдала, он с минуту помолчал, потом посмотрел на меня, и я увидела, что он все понял. Он видел, что я делаю, и принял вызов. Что ж, прекрасно! Он послал одного типа со студии в свой офис и велел принести два микровидеомагнитофона с проводами и маленькими батарейками, безумно дорогие штучки, и засунул одну в мою сумочку; он вырезал в ней отверстие и показал мне, как запускать ленту и начинать запись, когда я буду готова. Потом мы договорились встретиться там же на следующее утро в девять часов. Он покажет мне свою запись, а я ему свою. Учти, мы оба напились пьяными, были в раздражении и возбуждении. Он позвонил Билли из бара и велел ему заехать за ним. Билли – я полагаю, ты уже понял это по видеозаписям, – Билли был кем-то вроде его помощника, они вместе делали материал. Они прятали камеру в пальто Билли или где-то там еще. Короче говоря, Билли приехал и припарковался на улице, а потом они вместе уехали. А я была там. В какой-то момент я подумала, что вся эта затея идиотская, унизительная и смешная. И так оно и было. Но если бы я не довела это до конца, он бы взбесился. И у меня вроде было такое чувство, что я его разочаровываю. И себя тоже. Что, собственно, случилось бы, если бы я и не довела все это до конца, а он довел? Тогда дело было бы дрянь, получилось бы так, что я его обманула. Ну конечно, я подумала и о том, что все может получиться с точностью до наоборот. Я выйду, подцеплю какого-нибудь парня, пересплю с ним, а потом окажется, что Саймон ничего не сделал, отправился себе в клуб или что-нибудь еще в этом роде. Тут я начала размышлять об этом. В гостинице было полно туристов и бизнесменов, и все мужики как мужики. Я могла бы и пойти куда-нибудь и найти парня, но которого? Я имею в виду, найти какого-нибудь бывалого парня было раз плюнуть. Я подумала, что могла бы наведаться в один из баров, куда, как я знала, заходили некоторые из «Янки» после своих игр, но и в этом не было ничего особенного. Многие из этих парней не прочь поразвлечься. Все это я уже видела в Лос-Анджелесе. Я взяла такси и велела шоферу покатать меня по городу, а сама пыталась что-нибудь придумать. Я даже заставила его проехать мимо резиденции мэра, но все огни были погашены. В конце концов я просто-напросто вернулась в гостиницу. Мне пришло в голову посидеть в вестибюле и понаблюдать за входящими. Я просидела там, ну, может, полчаса. Ко мне подошли двое мужчин, и я поболтала с ними, выяснив, кто они такие. Они оказались вполне приятными бизнесменами из Филадельфии, или чиновниками из Вашингтона, или чем-то в этом роде. Я продолжала там сидеть, и тут появилась группа людей, энергичных и очень суетливых. Похоже, они освобождали кому-то дорогу. Я заметила, что парень за конторкой повесил телефонную трубку и подал знак рукой парочке других служащих гостиницы, я хочу сказать, они сильно нервничали, это было очевидно, и тут вошел этот громадный жирный человечище…