Князь. Записки стукача | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он шептал бешено:

– Я революционер, запомни, жалкий мальчишка. Для Революции нет табу. Все средства хороши…

Я опомнился на скамейке. Он сидел рядом и говорил ласково:

– Я хочу, чтобы ты избежал того, чего не избежал я… Пока вы весело путешествовали с тетушкой, я был арестован… сидел в Петропавловской крепости – в самом страшном на свете Алексеевском равелине. Ах, воспитанник, как там нечеловечески холодно! Я дважды околевал. У меня уже зубы не разжимались. И, чтобы продолжать допрос, изверги разжимали зубы ножом…


Впоследствии я узнал, что тотчас после нашего отъезда несколько революционеров получили его письма из Петропавловской крепости.


– Меня на цепь сажали… – (в глазах его были слезы). – И все-таки сбежал оттуда… откуда еще никто не сбегал… Теперь о нашем задании. Вы поедете со мной в Женеву. Тетушке сообщите, что надумали поступить в женевский университет. И хотите самостоятельно прозондировать почву. Она будет только счастлива – и вашей самостоятельностью, и решением. Русские дворяне обожают все иностранное. Надеюсь, что после нашей поездки я отпущу вас. Точнее, только тогда они мне это разрешат…

– Кто – они? – жалко спросил я.

Он вынул маленькую карточку, на которой было написано по-французски: «Податель сего есть один из доверенных представителей русского отдела Всемирного Революционного Союза». И печать: «Alliance revolutionnaire europpenne. Comite general».

И под текстом – перекрещенные топор, револьвер и кинжал.

После чего он погрузил меня в свои любимые миражи. Тут были и революции сорок восьмого года, прокатившиеся по Европе. И тайный союз монархов, заключенный после. И великий айсберг Революции, который появился нынче и который сокрушит нынешний порядок…

– Надводная часть айсберга, – он нарисовал на бумаге, – это множество революционеров, бежавших в Женеву после Революции 1848 года… Когда-то великие делатели, а нынче жалкие пенсионеры, предающиеся мечтам и воспоминаниям. Здесь же над водой – Интернационал, легальное международное Товарищество рабочих, основанное немцем Карлом Марксом. Немец – теоретик, дрянь человек, ибо по-немецки мечтает о революциях по науке. Но многие слова его пророческие. «Насилие – повивальная бабка Истории». Как это здорово! И о Коммунизме: «Призрак бродит по Европе, призрак Коммунизма»… Как точно! Ибо пока это только призрак. Реальную силу Революции мы, ее нынешние делатели, спрятали. Это силы Революции, ушедшие в подполье… Alliance re´volutionnaire europe´en… Тайная подводная часть Великого Революционного айсберга.

Глядя пронзительными глазами, шептал:

– Никто не знает членов Альянса. Но они уже повсюду – в обществе, в полиции, в правительстве, на царских балах… И руководит ими Центральный комитет… Никто не знает его состава. Даже сами члены Альянса. И теперь Центральный комитет поручил мне запалить Россию. Но для этого нам нужны деньги. Много денег… И деньги есть! Они здесь! Нужно только забрать их. Но как? Петлей, кинжалом?! Дудки! Это в России азиатской так следует делать… Здесь – заграница. Здесь деньги на террор получают цивилизованно – в банках.

Он остановился.

– И кто же вам их даст?

– Действительно – кто? Европа – это лавочники. Дрянь люди. В Европе денег «не знаю на что, не знаю кому» не дают! Никто здесь не верит в Революцию в России. Так что деньги на русскую Революцию могут дать только русские… Не бойся, убивать твою тетку тебя не заставим! Пока, – засмеялся. – Шучу. Все проще. Жил в России богатейший помещик Бахметьев… Фантастические идеи приходят порой нашим дворянам… Этот Бахметьев придумал поехать на Маркизовы острова – создать там колонию в коммунистическом духе… Продал родовые имения и отправился. Чем на островах закончилась эпопея, никак не знаю – может, сожрали его дикари! Но половину своих денег он Герцену оставил – на русскую Революцию… Вот эти бахметьевские деньги я хочу получить! Но для этого старик должен поверить в русскую Революцию. Герцен не поверил… Мне не поверил. Он Революцию не хочет. Он либерал говенный… Но есть другой старик. Истинный якобинец! Великий старик. К нему я тебя и повезу в Женеву. Его кличут Бакунин!


Бакунин! Какое это было страшное имя…

Два имени заграничных бунтовщиков знала вся молодая Россия – Бакунин и Герцен. Герцен был, подобно мне, незаконным сыном богатого дворянина. И мне казалось, что от этого он так упорно и мстительно забрасывал Россию своим знаменитым журналом «Колокол». Несмотря на все запреты, «Колокол» ввозили в Россию. Его читали во всех влиятельных домах, ведь в нем печатали обо всех крупных скандалах – злоупотреблениях высших чиновников. И когда кто-то из сиятельных бюрократов хотел потопить другого, он посылал донос в «Колокол». Ибо сам Государь исправно его читал… Тетушка хранила один из номеров. Покойный муж ее тайно отослал Герцену разоблачение о взятках, которые лихо брал непотопляемый любимец царя министр N. Оно тотчас было напечатано, вызвало страшный скандал, и министр лишился должности…

Но если Герцен был символом свободы, Бакунин являлся ее легендой…

В доме тетушки это имя упоминалось, и не раз. В молодости она была неудачно и безумно в него влюблена. Он выходец из древнего рода Бакуниных…

– Богатейшая семья, – вспоминала тетушка. – Одиннадцать детей – шесть сыновей и пять красоток-девочек… Я бывала у них в имении. Как там было светло! Все братья и сестры боготворили негодяя Мишу. Гигант-красавец… Божественное воспитание, благородство мысли… Какой ум! Но наш ум! До того умный был, что однажды свихнулся. От большого ума бросил полк, родину, уехал в Европу и стал бандитом. Вот тебе урок. Вот что может сделать ум с русским человеком. В других странах ум – к добру, а у нас, как правило, – к горю.

Помню, услышав рассказы тетки, Нечаев будто мимоходом сказал мне:

– И вправду, Бакунин – опасный человек. Если Герцен воюет на бумаге, то этот… Нет ни одной революции в Европе, где он ни возникал бы, нет ни одной страшной тюрьмы в Европе, где он ни сидел.

Да, увидеться с ним – значило погубить себя, но…


И в этот момент я почувствовал в себе перемену…

Страх! Рабская кровь забитых крепостных крестьян всегда жила во мне. Я ведь с детства боялся – отца и будущего. Став дворянином, боялся: вдруг узнают, что я потомок рабов. Потом боялся Нечаева…

Но сейчас с Нечаевым… я вдруг перестал бояться.

Что-то шальное заговорило – будто во мне проснулся отец, его кровь… Кровь предков – гвардейцев, душивших русских царей и брюхативших русских императриц! И вот таким я себе очень понравился…

– Поеду! Отчего ж не поехать! Черт с вами!

– Это уж точно, он завсегда с нами, – засмеялся Нечаев.


Нечаев был прав. Я очень легко отпросился у тетушки посмотреть Швейцарию, Женеву и особенно знаменитое озеро…

Она, конечно же, сказала:

– Женева! Я когда-то была там так счастлива с твоим покойным дядей, царство ему небесное… У нас там был медовый месяц. Поклонись от меня озеру.