— И кто-нибудь их… видел?
— О нет… Нельзя увидеть духов… только если ты умер. Но некоторым случалось их слышать…
— Как это?
Кахекуа молчал.
Натан вытащил еще одну купюру и сунул ее Кахекуа.
— В конце геноцида, 4 июля, когда армия тутсис, Руандский патриотический фронт, обрел контроль над Кигали и Бутаре, началось массовое бегство хутус, которые опасались репрессий. Некоторые скрылись в потоке беженцев тутсис, которые направлялись на юго-запад страны через гуманитарную зону, установленную международными миротворческими силами, но больше всего сбежало к нам. Некоторые военачальники тутсис, которые не могли допустить, чтобы палачи сбежали и не ответили за свои преступления, сформировали боевые группы и отправили их вертолетом на запад, на заиро-руандскую границу, чтобы они перехватили беглецов и заставили их ответить за свои преступления. Там было только несколько тайных агентов, сотрудники французских специальных сил, и я, капитан Эрмес, со своими людьми. С 13 июля начинали прибывать первые группы беженцев. Они думали, что спасались, и расположились вдоль границы, надеясь быстрее проникнуть в Заир, но на дорогах и в лесу их поджидали настоящие эскадроны смерти. Были истреблены тысячи выбившихся из сил хутус. Никаких пыток, только быстрая казнь. Некоторые, главным образом богатые, тем не менее сумели оттуда выбраться.
— Богатые… Что вы хотите сказать?
— Ну, в лесу вы могли наткнуться либо на боевые группы Руандского патриотического фронта, либо на… проводников. Это стоило дорого. Разумеется, только самые состоятельные могли себе это позволить.
— Как действовали эти люди, кем они были?
— В начале 60-х годов XX века Руанда пережила общественную и политическую революцию, к концу которой хутус свергли монархию, взяли власть в свои руки и добились независимости для страны. Именно тогда начались первые массовые убийства. Больше двадцати тысяч «иньензи», тараканов, как в то время уже называли тутсис, погибли. Некоторые остались, другие бежали в соседние страны: Бурунди, Уганду и Заир. Точно так же Руандский патриотический фронт, военные ополчения хутус поджидали беженцев на границе. Тогда установилась система просачивания через границу, и тутсис, подобно вьетконговцам во вьетнамскую войну, которые делали это, чтобы скрыться в лесу, начали рыть подземные галереи для прохода в Заир. Жители Киву знали об этих туннелях, а в 1994 году самые хитрые поняли, что на этом можно нажиться, пропуская без лишнего беспокойства в страну тех, у кого на это были средства. Большая часть этих туннелей обрушилась, но еще остается три или четыре известных прохода. Вход в один из них вблизи лагеря Катале.
— Какое это имеет отношение к духам?
— Как я вам уже сказал, они жили в земле. Моим людям неоднократно приходилось спускаться в эту галерею, и там они слышали крики, ужасные вопли духов, пожирающих человеческую плоть.
Натан взъерошил свои короткие волосы и спросил:
— Скажите, капитан, я что ваши люди «неоднократно» делали в этих галереях?
— Хорошо… Они были в разведке…
— Они не спускались глубже, им не было любопытно, откуда доносятся крики?
— Нет, они боялись.
— Где эти галереи?
— Это конфиденциальные сведения. Их запрещено разглашать, — попытался увильнуть Кахекуа.
Натан в упор посмотрел на капитана. Тогда он понял: дом, внедорожник, спутниковая антенна, внушительный телевизор, стоявший на почетном месте в комнате. Он внезапно сменил тон:
— Скажи, капитан, как ты заработал деньги, которые позволили тебе все это купить? Наркотики? Золото? Драгоценные камни? Что-нибудь другое?
— Натан, — запротестовал Юма.
— Не вмешивайся.
Натан приблизился к Кахекуа и прошептал:
— Что-то другое?
Тот молча смотрел на Натана своим единственным глазом, другой, похожий на желток, казалось, втянулся внутрь от страха, словно моллюск в свою раковину. Натан схватил Кахекуа за дряблую кожу двойного подбородка и притянул к себе.
— Хочешь, я скажу тебе, капитан… проводниками были ТЫ… ТЫ и ТВОИ ЛЮДИ. Кто другой, кроме военных, стал бы подвергать себя опасности в этой зоне? Вы поджидали беженцев на границе, на руандской территории, и вымогали у них деньги. Если они отказывались платить, вы оставляли их на милость эскадронов Руандского патриотического фронта. Разве не так?
— Мы… мы им помогали. Мы тоже рисковали… Они нас благодарили.
— Ты мусор, но это твое личное дело. Теперь слушай, даже речи не может быть о том, чтобы я заплатил тебе еще. Ты отвечаешь, и я ухожу. Продолжишь хитрить — это плохо кончится.
— Если… если хочешь узнать, нужно заплатить еще… пятьдесят долларов…
Рука Кахекуа исчезла между подушками дивана.
Прежде чем капитан успел выхватить пистолет, Натан ударил его кулаком прямо в лицо. Из уродливого носа потекла кровь. Он схватил пистолет и приставил его к здоровому глазу толстяка.
— Где эта галерея?
— Я ка… капитан армии…
— Ты ничтожество, вот и все. Теперь говори или обещаю, что тебе понадобится чертова палка слепого, чтобы передвигаться. — И Натан надавил пистолетом на глазницу капитана.
— Год… в прошлом году люди из Катале… приходили ко мне… — Кахекуа заливался кровавыми соплями, которые пачкали ему рот. — Они хотели знать, где она находится…
— Зачем?
— Не знаю… я показал ее молодым…
— Имена. Быстро!
— Одного из них, высокого… звали… Жан… Жан-Батист… он еще должен шататься в лагере…
Лагерь располагался у подножия вулкана, обильно выбрасывающего сероватую грязь вперемешку с мусором. Между столбами дыма, которые поднимались от маленьких горячих алеющих очагов, теснились шаткие лачуги, хижины, сделанные из срезанных ветвей и обрывков нейлонового тента бирюзового цвета, еще сохранившего инициалы неправительственных организаций, которые уже давно покинули эти места.
В противоположность окрестным деревням, где царило оживление, это место казалось лишенным человеческого присутствия. Только дикие собаки, покрытые струпьями, и несколько сгорбленных и полупрозрачных людских силуэтов выделялись на фоне этого скорбного пейзажа, где даже птицы не пели.
Натан и Юма приближались к поселению, до лодыжек погружаясь в тошнотворную тину.
— Нужно найти вожака, — прошептал Юма, как если бы боялся разбудить призраков, скрытых в глубинах земли.
Маленькое существо, одетое в серые отрепья, бежало в их сторону. Это был ребенок. Его лысая голова была поражена белым грибком, а вокруг глаз, которые блестели, словно маленькие влажные жемчужины, налипли черные мухи. Он остановился в нескольких метрах от них и начал что-то говорить на странном диалекте.